Даже европейские коммунисты, и те порой испытывали то же чувство. Немецкий поэт Иоганнес Бехер в заметках, написанных им после XX съезда КПСС, каялся: «Я находил объяснения чудовищному, говорил самому себе, что социализм пришел к власти в отсталой стране, и методы, которые он использовал для сохранения своей власти, в определенных случаях тоже были отсталыми, если не сказать – варварскими».
Гай Бёрджесс, один из членов «Кембриджской пятерки», прекрасно знал о Большом терроре и коллективизации, рассказывал о них в своих лекциях о коммунизме в летних школах британского МИДа. Каким же образом он все это для себя оправдывал? Правда, – полагал он, – не бывает одной и той же, она для всех разная. Приведу слова из его выступления на обеде в Кембридже незадолго до бегства в СССР: «Разные люди видят красоту по-разному и, глядя на одного и того же человека или предмет, одни могут назвать то, что видят, красивым, а другие – то же самое – уродливым. Так же и с правдой».
…Рассказывая о людях, ставших жертвами Великого обмана (или не жертвами, а соучастниками, как хотите), хочу подчеркнуть вот что. Не в том дело, чтобы кого-то там разоблачить или, напротив, обелить чье-то прошлое. Речь об ответственности за сделанный исторический выбор. О том, как умные, казалось бы, люди могли оправдывать злодеяния, как рационализировали собственный и чужой опыт – вот почему история воссоздания каких-то моментов их биографий имеет значение. Пушкин, как всегда, прав:
Литература
Литература
Большая цензура: Писатели и журналисты в Стране Советов. 1917–1956. М., 2005.