При самом входе в устье Маттинао достал из складок своего легкого одеяния тонкий обруч из чистого золота и надел его на голову, как корону. Луис понял, что молодой гаитянин был одним из тех касиков, которые платили дань Гуаканагари и вместе со всеми гребцами привстал, чтобы приветствовать Маттинао. По-видимому, владения Маттинао начинались от устья речки и ему уже не нужно было скрывать свое звание. Он перестал грести, сразу обрел величественный вид и попытался завязать с Луисом разговор, насколько позволяли скудные возможности обоих собеседников. Много раз повторял слово «озэма». Судя по тому, как он его произносил, Луис подумал, что это, наверно, имя самой любимой жены Маттинао. Испанцы уже знали, что у касиков могло быть по нескольку жен, в то время как их подданным строжайше запрещалось иметь более одной.

Пирога довольно долго поднималась вверх по течению пока не достигла одной из тех тропических долин, где природа казалось, сосредоточила все свои красоты, чтобы показать какой прекрасной и приветливой может быть земля В то же время вековое присутствие человека смягчило дикость первобытного пейзажа и придало ему особое очарование. Подобно тем кто ее населял, долина обладала естественной красотой, еще не испорченной людскими ухищрениями. Даже хижины селения затерявшегося в ее зелени, были по-своему изящны хотя и предельно просты, как вкусы и потребности их обитателей Кругом цвели яркие цветы, и ветви деревьев склонялись под тяжестью ароматных и сочных плодов.

Жители селения встретили Маттинао с большим почетом хотя, по правде говоря, их сейчас больше занимали чужестранцы. Кроткие и простодушные туземцы обступили Санчо и Луиса со всех сторон и глазели на них с нескрываемым удивлением. Впрочем, гаитяне более высокого звания, видимо, не принимали испанцев за богов.

Неизвестно почему, то ли благодаря своему легкому характеру, то ли умению подладиться под наивные вкусы туземцев Санчо вскоре сделался любимцем толпы, а граф де Льера был целиком предоставлен касику и другим знатным людям племени. Поэтому обоих испанцев сразу же разлучили: Санчо увлекли на «ои поллои», своего рода площадь в центре селения а Луиса Маттинао пригласил к себе.

В жилище касика между Маттинао и двумя вождями его приближенными, завязался оживленный разговор, в котором то и дело повторялось имя Озэмы. Затем Маттинао куда-то отослал слугу, и оба вождя вскоре тоже ушли, оставив Луиса наедине с молодым гаитянином. Касик снял с головы золотой обруч, накинул на полуобнаженное тело нечто вроде плаща из хлопчатобумажной ткани и, сделав Луису знак следовать за ним, вышел из дому. Луис повиновался, хотя и не понимал ничего. Он закинул щит за спину, поправил пояс, чтобы меч не путался под ногами, и пошел за Маттинао так же доверчиво, как за старым знакомым по улицам Севильи.