– Тут надо подумать, Сергей Васильевич! Крепко подумать! Американцы – ребята ушлые! Кто нам может дать гарантию, что они не хотят одним выстрелом двух зайцев положить? И угрозу своей национальной безопасности пресечь, и национальное достояние Японии, утерянное в 1946 году, прикарманить?

– Ну-у, такой гарантии вам никто не даст, Отто Валентинович! Тем более что мы и сами, к сожалению, пока не знаем – где это самое сокровище японского императора? Однозначно: оно всплывет там, на фестивале в Грюнвальде! Доктор Ризенталь за пустые обещания и картинки платить не станет!

– Ваше предложение?

– Пока оно промежуточное, Отто Валентинович. Первое: надо соглашаться на встречу с Патриком в Грюнвальде. Второе: официально поставить в известность о нашей поездке начальство в Лионе и в МВД. Думаю, что ни Лион, ни Москва на этом этапе возражать не станут. Москва – тем более: Япония же попросила о неофициальном пока содействии в вопросе поиска утерянного национального достояния! Сокровище – там, в Грюнвальде. Не поедем – потеряем наверняка!

– Ну, и на таком знаменитом фестивале, тем более – юбилейном грех не побывать, а, Сергей Васильевич? – подмигнул Зинкявичус. – Все-таки шестьсот лет со дня битвы, перевернувшей историю Европы! Жалко, Олега захватить с собой не сможем: задерживается он что-то на Сахалине! Говорит, что наметились какие-то перспективы сотрудничества с бывшим телохранителем Самсонова, с Мезенцевым… Ох и пожалеет он! Такая командировочка!

36. Грюнвальд (Польша)

36. Грюнвальд (Польша)

Проснувшись, Алдошин не сразу понял – где именно. Тело утопало в глубочайшей перине, пол небольшой комнатки застилали домотканые половики и дорожки – такие Михаил помнил еще с детства, когда гостил у бабушки в деревне. Небольшие оконца были завешаны кокетливыми кружевными занавесками. Плетеные салфетки и скатерки выстилали в комнате все горизонтальные поверхности. Где-то на улице вовсю голосили петухи, покрякивали утки, подавала голоса прочая деревенская живность.

Алдошин привстал, оглянулся – вторая кровать, идеально заправленная, с горой высоченных взбитых подушек – была пуста.

Однако память постепенно возвращалась, и уже через несколько мгновений Алдошин вспомнил и вчерашнюю встречу с «японским европейцем» Майклом Бергом, и славный обед в старинной корчме, и этот польский фольварк, куда Берг привел его ночевать, без особого труда уговорив сменить солдатскую палатку на приличную тихую комнату во флигельке.

В дверь коротко постучали, после чего в комнату просунулась женская голова в старинном, как показалось Алдошину, чепце. Голова приветливо кивнула и затараторила: