– Благодарю вас, мистер Бингль! Я вижу по глазам Чарльза – нашего «синьора Алонзо», – что ваши помыслы уже успели повлиять и на него… Ну, мой мальчик, дорого мог бы обойтись вам этот ваш самостоятельный рейс на «Трех идальго»! Грелли поймал вас, как пескарей на простую муху! Я думал, что после моей школы вы окажетесь осмотрительнее. Не разгадать такой бесхитростной ловушки!.. Теперь расскажи мне, мой маленький Ли, какие впечатления ты вынес о добром старом Бультоне?

– Отец, самое сильное из моих тамошних впечатлений – это сеньорита Изабелла Райленд.

Капитан Бернардито потупился и сурово сдвинул брови. Томас Бингль – «синьор Маттео Вельмонтес» – в смущении отвернулся. Антони Ченни смотрел на Чарльза с тревогой и состраданием… В каюте сделалось очень тихо.

– Чарльз, – заговорил наконец Бернардито, – настал час, чтобы посвятить тебя в важную тайну. Когда я выпускал вас – троих моих любимых сынов, Диего, Томми и тебя, – в море, чтобы подстеречь работорговые суда Джакомо Грелли, то ни я, ни Антони, которого я послал с вами как более зрелого вашего товарища, не могли предполагать, что судьба сведет тебя лицом к лицу с самим владельцем этих судов… Скажи мне, мальчик, довелось ли тебе в эти дни увидеть Джакомо Грелли или говорить с ним?

– Мельком я видел его перед дверью нашего каземата. Сперва я взглянул сквозь дверной глазок на Грелли, а потом Грелли, через тот же глазок, разглядывал нас.

– И оба вы, глядя друг на друга, не ведали, не подозревали, что в ваших жилах течет одна кровь… Мы, твоя мать и я, долго утаивали истину, но пришла пора раскрыть ее перед тобою, потому что с каждым днем приближается последняя схватка с Леопардом. Знай же, что ты – не мой родной сын. Джакомо Грелли, ненасытный паук, работорговец и кровопийца, – вот кто твой родной отец!

На бледном лице Чарльза выразилась такая мука, и голова его так низко склонилась, что старый капитан с отеческой нежностью обнял молодого человека. Бернардито гладил его опущенные плечи и длинные завитки шелковистых кудрей и старался заглянуть в глаза своему питомцу.

– Лучше мне было умереть, ничего не зная об этом, – произнес юноша с усилием. – Это хуже, чем быть просто сиротою… Не хочу даже в мыслях называть Леопарда словом отец…

Бернардито поцеловал юношу в лоб. Чарльз прижал к сердцу руку старика:

– Всю жизнь ты звал меня сыном и воистину был мне отцом. Скажи, позволишь ли ты по-прежнему называть тебя этим именем?

– Мальчик, пусть сам всевышний слышит мои слова. Нет в моем сердце различия между тобою и Диего! Твоя мать стала моей женой. Ты достался мне трехлетним младенцем, скрасил мою старость и не расставался со мною дольше чем на несколько недель. Могу ли я не видеть в тебе родного сына?