Светлый фон

Я делаю шаг к окну и прикладываю бинокль к глазам. Вижу «мерседес»… и широкую спину мужчины, исчезающего в дверях посольства. «Барон, — мелькает у меня в голове. — Барон Манфред фон Киллингер. Тот, которого в прошлом году припечатал Аргези»[3].

У меня из рук вырывают бинокль — я слишком задумался, пора вернуться к реальности. Красивый четкий голос Никифора повторяет наши позывные:

— «Каштан»! «Каштан»! Я — «Платан»… Ты меня слышишь? Перехожу на прием…

— «Платан»! «Платан»! Я — «Каштан», — отвечает наш штаб. — Слышу тебя прекрасно, перехожу на прием…

И снова голос Никифора:

— «Каштан»! «Каштан»! Я — «Платан». Докладываю: несколько минут назад в «Миоару» приехал Чобану. Конец сообщения. Перехожу на прием.

— «Платан»! «Платан»! Я — «Каштан». Сообщение принял. Когда появится Отважный, срочно пошлите его на базу. Конец сообщения.

В разлившейся тишине у меня в ушах продолжают звучать последние слова «Каштана», как мелодия любимой песни. Мирча безжалостно возвращает меня к реальности:

— Эй, Отважный, это про тебя! Ты слышал?

Там, в здании напротив, собрались сейчас все немецкие заправилы. Стало быть, если будет нужно, мы всех сразу и схватим.

Мысли мои снова возвращаются к операции «Унде». Ее сценарий предполагает только одно главное действующее лицо — им-то и должен быть я.

«ВАЛЬТЕР» КАЛИБРА 6,35

«ВАЛЬТЕР» КАЛИБРА 6,35

«ВАЛЬТЕР» КАЛИБРА 6,35

Не помню, как я выскочил на улицу, как оказался на сиденье автомобиля рядом с угрюмым водителем. Ору: «Давай гони!» — как будто призываю: «Вперед! В атаку!»

— У меня тут немец сзади, — сообщает мне водитель полуобморочным голосом.

Сгоряча я почти не обращаю внимания на его слова, но, обернувшись, внезапно оказываюсь под дулом пистолета.

— Понятия не имею, откуда он взялся… и чего хочет. Я ни хрена не понимаю, чего он лопочет, — стонет шофер.

Тот, кто захватил машину, водителя, а теперь и меня, — в штатском. Из-за наступающей темноты и неожиданности я как следует не могу разглядеть его лица. Зато пистолет я определяю сразу: «вальтер» калибра 6,35… Черт подери, это круто меняет дело. Беру себя в руки и спрашиваю:

— Bitte schön, was wünschen Sie?[4]