— Возможно… Во всяком случае, не унывай, Чугунка. Желаю тебе добра. Ире привет.

— Спасибо… Все из-за нее… Поверишь, из головы не выходит. Целые ночи напролет она мне снится. Ведь совсем больной оставил и не знаю, что с ней.

Чугунов с отчаянием ударил кулаком по броне башни.

— Сложная штука жизнь, черт ее раздери! Вот ухожу с чужими, с врагами, а сердце остается здесь, с вами. Ты расскажи это другим, чтобы обо мне не думали так, — просительно сказал он.

— Да ты брось развинчиваться. Тебе сейчас бодрость нужна, может, больше, чем нам… Успокойся, — взял Чугунова за руку и притянул к себе.

Ему захотелось как-нибудь выразить свое чувство к смешному Чугунке, на которого всегда валились двадцать два несчастья. Может быть, он обнял бы механика или поцеловал его в выпачканный сажей нос, если бы сверху на палубу не упал обвалом взволнованный крик сигнальщика:

— На «Керчи» сигнал!..

Глухой топот ног пронесся к борту, обращенному на берег. Все, что было на палубе, смятенным, взволнованным стадом метнулось смотреть.

Что предвещал сигнал? Офицеры, собравшиеся на «Воле», шепотком передавали друг другу об угрозе оставшихся миноносцев потопить «Волю» торпедами, не дав ей уйти. Через вестовых этот шепоток, сливаясь кольцами, раздуваясь, деформируясь до непостижимости, проникал в жилые палубы. Каждое движение на кораблях, оставшихся в бухте, вызывало на «Воле» стихийные вспышки паники.

Выскочив на кнехт у башни, Глеб через головы сбившихся у борта матросов смотрел на гавань.

За брекватером, на далеком тонком стебле фок-мачты «Керчи», расцвели, колеблемые бризом, цветные флажки. Они трепетали в воздухе яркими; лепестками. Спустя мгновение сигнал был отрепетован всеми судами в гавани. Точно по мановению волшебной палочки, в бухте расцвел сказочный сад.

— Какой сигнал?

— Что вы там копаетесь, матери вашей черт?

— Сигнальщики!.. Клячи водовозные!..

На мостик неслись поторапливающие крики, требующие расшифровки сигнала. Что говорят этим молчаливым языком флагов оставшиеся в порту вчерашние братья и боевые товарищи — сегодня непримиримые враги? Последний ли это привет обрекших себя на гибель или угроза?

На стеньгу «Воли» медленно пополз — «ясно вижу». Задержался на половине высоты, потом быстро взлетел до места…

— Ну что?

— Да говорите же, сволочи!

Над парусиновой обшивкой мостика показалось лицо сигнальщика. Он был бледен и широко раскрывал рот, как будто глотая воздух.

По палубе прошла дрожь. Наступила тишина.