Лагерный режим, установившийся в Китае в 1950-х годах, навязывал принудительный труд и программы перевоспитания. Однако освобождение из лагеря не было гарантировано и зависело от воли местной администрации. Поскольку заключенным редко выносили четкие приговоры, никто из них не знал, сколько придется отсидеть. Постоянная необходимость увеличивать выпуск продукции и стигматизация заключенных приводили к росту насилия в лагерях. Следствием явились ухудшение положения узников и ужасающая смертность. В этом пространстве за пределами общества не действовали ни права человека, ни культурные нормы, ни нравственность. Арестованные лишались человеческих свойств и, по выражению Агамбена, доводились до «голой жизни». Совершив эту операцию, государственная власть создала пространство, где ей уже не мешали никакие рамки и ограничения. В лагерях государство объявило войну своим внутренним врагам и теперь могло вести беспощадную борьбу с теми, кто считался враждебно настроенным или опасным. Притом что организация постоянно действующего государственного аппарата и системы управления сопровождалась провозглашением правовых норм и процедур, социалистический строй тайно или явно создавал механизмы, позволявшие партии действовать в обход уголовного правосудия. Чрезвычайное положение сделало возможным массовые депортации граждан и массовые преступления, происходившие в Китайской Народной Республике в 1950–60-е годы.

Во многом подобное развитие событий в социалистическом Китае пошло по пути советского ГУЛАГа. Обе лагерные системы характеризовались сильным, даже доминирующим акцентом на экономические функции лагерей, имея целью использовать тюремное производство как движущую силу индустриализации. Мышление высокого модернизма отдавало приоритет экономическому развитию, которого следовало добиваться любой ценой и которое приводило к тому, что Кристиан Герлах назвал «“эволюционным” насилием» в лагерях [Герлах и Верт 2011: 228]. Общей для обеих систем были и изначальная идеологическая прерогатива перевоспитания, и уверенность в социальных корнях преступности. Отсюда стремление выковать «новых людей», присутствующее и там, и здесь. На практике, впрочем, усилия по перевоспитанию подрывались молчаливой убежденностью в неисправимости преступников и отчуждением общества. В результате в обеих системах была чрезвычайно высокая смертность, вызванная безжалостной эксплуатацией физического труда и идеологией классовой борьбы[592]. Последняя оказывала колоссальное влияние, превращая лагеря в карательные орудия для наказания и изоляции врагов.