Кто бы такие они ни были, но все находились в крайне возбужденном состоянии. Они были, видимо, очень довольны, что закончилась жаркая бойня, и хотели передать нам какое-то послание. Чтобы успокоить их, мы поспешили спустить лестницу и разрешили прислать на борт депутата, что они исполнили тотчас же без малейших отговорок, отклонив тем самым от себя всякое сомнение в честности их намерении и подозрение в желании расставить нам хитрую ловушку.

— Пошлем наверх Билла Ивенса, — крикнули все в один голос. На это английское имя ответил человек с рыжими бакенбардами и хорькообразным, простодушным лицом. Приняв неуклюжую позу, он стоял перед нами, нервно переминаясь с ноги на ногу, теребя руками свою широкополую войлочную шляпу, и говорил с большим трудом и смущением.

— Товарищи, — сказал он, — вы очень обяжете меня, если скажете, что у вас на яхте есть доктор.

Лорри взглянул на меня, но я продолжал молчать. Мы должны побольше выслушать, решил я, а затем уж отвечать на такие вопросы.

— За этим вас и послали, сэр? — спросил Лорри довольно строгим голосом.

Ивенс снова принялся теребить свою шляпу и продолжал, как попугай:

— Вы очень обяжете меня, если скажете, что у вас есть доктор на яхте. Это первое. Мы попали в мертвый узел и не ошибаемся. Некоторых нет уже, им пришел конец. Остальные будут очень благодарны доктору, уж никто этого отрицать не может. Товарищи, если вы христиане, придите к нам на борт и помогите бедным матросам.

Он говорил очень искренне. Я подумал, что теперь самое подходящее время для перекрестного допроса.

— Хорошо, — сказал я, — но мы должны узнать кое-что о вас. Что это за корабль и кто командует им? Отвечайте правду на мои вопросы, и тогда весьма возможно, что мы поможем вам. У вас был бунт, а вы руководили им. Зачем же нам принимать в нем участие!

Он бросил на меня лисий взгляд, как мне показалось, и приступил к самому странному повествованию, какое я когда-либо слышал.

— Старая морская лошадь отправилась на покой, — сказал он, подразумевая под этим еврея. — Капитан Росс командовал после него. Он был за то, чтобы мы продолжали лежать в дрейфе в этом жирном море, а мы были за то, чтобы высадиться на берег. Этого желала и леди и, будь я проклят, если кто-либо мог противоречить ей!.. Восемь месяцев плаваем мы уже с товарищами в этом океане, словно стая уток. Для этого разве отправился я с морской лошадью? Так же верно, как есть Бог на небесах, я сам с Лондон-Роада в Плимуте и зовут меня Билл Ивенс, как звали до меня отца моего и мать. Приезжайте к нам на борт, сделайте, что можете, для нас, и мы отправимся в Рио-де-Жанейро. Никакого вреда никто не сделает молодой леди, но она останется на борту, пока мы не выйдем на берег, — и это мое последнее слово, хоть пусть меня повесят за это!