— Садись, Леша, — сказал Иван Александрович так, словно они виделись всего час назад. — Дело заварилось серьезное.

Указав на Луку, он коротко передал только что услышанное от промышленного. Три недели назад, сдав монахам колокол и погостив там два дня, Лука и Пачка направились в обратный путь. Однако в пути мореходы вынуждены были бросить якорь недалеко от Монтерейского залива и заняться починкой паруса. Здесь на них напал отряд испанских кавалеристов и по приказанию офицера захватил судно. Корабль был брошен, а команду солдаты перевязали и заставили идти в Монтерей. Там офицер доложил губернатору, будто бы русские везли оружие инсургентам, и просил разрешения повесить захваченных. Офицер — тот самый злой и остромордый, что когда-то приезжал с капитаном Риего в Росс.

— Вот сволочь! — не выдержал Алексей, зная теперь, что речь шла о Гервасио Сальвареце, о котором уже предупреждала Конча.

— Прямо змей! — поддержал Лука, все время норовивший вмешаться в разговор. — Морду ему на пожаре где-то покорежило. Шипит, трясется. Ну — сатана!..

— Помолчи, Лука, — остановил его Кусков. — Они еще там придумали, будто я послал людей разведать места, чтобы напасть на сан-францискскую крепость. Видишь, куда докатились!.. Лука вот и Пачка сбежали, пять суток на байдарке шли. А прочие сидят в каземате, и судно там осталось.

Он встал, положил руку на плечо Алексея.

— Пойдешь завтра на «Вихре» в Монтерей, Алеша, и скажешь господину де Сола, коли он не отпустит моих людей и суденышко, первого тонконогого, которого поймаю на нашей земле, своими руками утоплю в заливе! Войны промеж нас нет, а за разбой я из них душу на песок выпущу!

Он даже побагровел — так разволновался, хотя до сих пор весь разговор вел спокойно.

— Верно, Иван Александрович! — зашумел было Лука. — Тут тебе прямо я скажу...

Но Кусков махнул на него рукой, от вспыхнувшей в висках боли закрыл глаза. Потом снова сел на место.

Когда алеут и Лука ушли, Алексей рассказал ему про письмо, полученное сегодня, и высказал предположение, что захват корабля и людей — дело рук одного Гервасио. Губернатор побоится действовать так открыто.

— Там увидишь на месте, — заявил Кусков, открывая глаза и беря со стола очки. — В дружбу их я не очень верю. Одно знай твердо — своего флагу на поругание не дадим. Купцы мы и промышленные, сам говорил всегда, а только сейчас главнее всего — мы русские.

Глава четвертая

Глава четвертая

Алексей прибыл в Монтерейскую гавань в полуденный час. Шкипер Петрович не знал залива и ждал, пока окончательно уйдет туман. Рейд и берег, где стояла президия, были пусты. Бледное раскаленное небо исходило зноем, вода — и та казалась сверкающей жестью. Нестерпимо белели известняковые стены крепости и домов городка, пыльного, сонного в этот июльский полдень. Даже зелень выглядела тусклой и ненастоящей. Оживлял местность только гулкий прибой по всему побережью южного мыса.