В тот день в доме Пустошных было весело. Зосима Иринеевич пригласил всех на обед по случаю возвращения внука из дальнего плавания. Парусные мастера прервали работу и сели за стол. Дед не отпустил без угощения и хозяина «Тамицы» Куроптева. Не обошли приглашением и Катю, которая подросла и заметно похорошела. Егор не сводил с нее глаз.

Он был, конечно, в центре внимания. Не торопясь, по порядку рассказывал о своих странствиях, начав с того, как рано утром убежал из дому на пристань…

Он рассказал о первом для него шторме на «Пассате», о капитане Стронге, о Лондоне, о том, как попал на клипер и ушел в дальний рейс; как трудно ему порой приходилось в этом плавании и как он все трудности перенес и почувствовал себя настоящим матросом. Не умолчал и об испанце, умершем от лихорадки, и о том, как во время шторма упал в море голландец, как Егор пытался помочь ему, спустить шлюпку, но это не удалось…

Дед слушал и покачивал головой.

— Вот ведь как! Жизнь человеческая там и в грош не ставится! Слава богу, что с тобой, Егор, ничего не приключилось.

— Со мной-то не приключилось. А вот другим матросам, что мыкаются по морям, живут без роду, без племени, иной раз трудновато приходится, — говорил Егор.

Дед уже больше не осуждал его, а, наоборот, гордился внуком и все повторял:

— Хороший у меня внук вырос! К морю очень привержен. Кровь наших дедов-мореходов в нем шибко играет.

Все были довольны возвращением Егора. За время плавания он возмужал, раздался в плечах. Дед, окончательно подобрев, сказал:

— Вижу — мужиком стал! Принимай теперь парусную. А я — на покой. С меня хватит. Отдыхать буду. В церковь ходить да на печи полеживать.

— Твоя воля, дедушко, — согласился Егор.

— А я так думаю: парусам скоро придет конец, — бухнул слегка захмелевший Акиндин. — Теперь паровые суда станут по морям ходить. Ты, Егор, вовремя смотался на клипер. Поймал за хвост вчерашний день…

Егор задумался, полуприкрыл глаза светлыми ресницами и отчетливо ярко в памяти его всплыл красавец клипер при полной оснастке, бегущий по шумным волнам теплого южного моря. Ему стало грустно: «Неужто парусники переведутся?»

И, словно угадав его мысли, Куроптев степенно возразил:

— На наш век хватит и парусов.

Возражать ему никто не стал, и Егор повеселел.

Пока у Зосимы Иринеевича угощались да слушали Егора, голосистые соломбалки, копавшиеся на огородах в грядках, передавали друг другу очередную новость:

— Егорко Пустотный домой воротилсе!

— Не Зосимы ли внук?

— Он самой.