Я спросил обоих начальников мехкеме и нескольких значительнейших старшин, нельзя ли собрать большее число войск. Они ответили, что все их усилия со вчерашнего дня оказались бесплодны, потому что панический страх охватил весь народ и каждый думает только о своем собственном спасении. Они едва смогли собрать эту небольшую группу, чтобы не оставить пушки под ударом. Накануне вечером лейтенант Корнацевский обстреливал неприятеля, сконцентрировавшего у Мазги свои силы в составе 5 батальонов, 700 казаков и 16 орудий и опиравшегося на бывшую крепость. Утром наша артиллерия снова сделала около 20 выстрелов. Вследствие этого русские не захотели покидать свою позицию у Мазги и ближайшие дворы остались непотревоженными. Абазская конница, кроме того, со вчерашнего дня взяла в плен 16 человек.

Мы советовались, что же теперь делать дальше. Хаджи-Яхья предлагал поехать в нижнюю горную цепь Шевгагай, которая тянется вдоль побережья между Суджуком и Анапой. Эта часть страны густо населена и до сих пор не была потревожена неприятелем, поэтому там было бы легче всего собрать к завтрашнему дню большое число воинов. Предложение было хорошим, и я решил с конницей и тремя орудиями двинуться на Шевгагай, но Фарис-бей должен был с пехотой, 50 всадниками и пушкой под командой унтер-офицера Матчинского остаться на прежней позиции, следить за неприятелем у Мазги, тревожить его и стараться собрать воинов из ближайших окрестностей. В 3 часа мы выступили в поход, обошли с севера Мазгу и двинулись по равнинам Анапы на Шевгагай. От неприятеля не ускользнуло наше продвижение по направлению к Анапе, и хотя он основательно занимал это место, все же отрядил из Мазги в Анапу принадлежащие к тамошнему гарнизону отряды, т. е. пехотный батальон, сотню казаков и четыре орудия. Мы маршировали долгое время в одном направлении, на расстоянии больше двух верст друг от друга, в получасе езды от Анапы. Мы приблизились друг к другу и обменялись несколькими пушечными выстрелами. Неприятель двинулся в крепость, а мы – по направлению к Суко (в двух часах езды от Анапы), место, где находились первые абазские дворы. После полудня мы услышали здесь доносящуюся со стороны Мазги сильную канонаду.

В юнэ-из Суко мы расквартировали наш отряд. Однако Хаджи-Яхья, этот неутомимый и храбрый молодой человек (ему было только 24 года) после краткого отдыха поехал с несколькими тамадами и своими муртазиками дальше, чтобы позаботиться о созыве своих воинов, так как мы находились в его мехкеме. Мы условились потребовать с каждого большого двора двух воинов, с других – по одному; это войско должно было собраться в Суббаше, находившемся в двухчасовом расстоянии от Суджука. На следующее утро мы и 60 всадников и свыше 100 человек пехоты двинулись из юнэ-из Суко в поход на Суббаш. Мы вошли туда в 10 часов утра и застали там Хаджи-Яхью, уже окруженного приблизительно 500 кавалеристами и 1000 пехотинцев. Храбрый юноша в течение двух дней и двух ночей не смыкал глаз, ни часу не отдыхал и почти не слезал с лошади. Наши силы доходили приблизительно до 2000 человек, среди них – 800 всадников. Тамады предлагали выступить против русских отрядов, расположенных около Мазги, но мы получили утром известие, что неприятель очистил Баканскую дорогу и сконцентрировал все свои силы вокруг Мазги; таким образом, совершенно не было надежды на успешное сражение с ним. Зато я надеялся путем угрозы Суджуку вызвать расстройство в действиях русских и облегчить лейтенанту Станкевичу очищение дороги от Суджука на Адагум. Я отрядил поэтому Хаджи-Яхью с 600 всадниками и одной шестифунтовой пушкой под командой фейерверкера Линовского против Мазги. Хаджи-Яхья должен был на этой дороге пройти мимо неприятельской позиции и наладить связь с Фарис-беем, находившимся на противоположной стороне. Сам же я, имея приблизительно 1500 человек, среди которых было 200 всадников, и с двумя гаубицами двинулся на Суджук.