— Это мой последний привал… Пора отправляться в путь, в прекрасный путь, шевалье… к вечному покою… Ты не хочешь, чтобы я умирал?.. Прощайте, маршал, прощай, Лоиза… Благословляю тебя, малышка… прощай, шевалье…

Руки ветерана похолодели… Господин де Пардальян на мгновение закрыл глаза, потом снова открыл их, огляделся и промолвил:

— Шевалье… я хотел бы покоиться здесь… место дивное… возле родника… под этим громадным буком… Я объехал столько городов, видел столько гостиниц… Но последнее пристанище обрету здесь…

Шевалье застонал. Отец услышал стон сына. Странная улыбка тронула его посиневшие губы. Он, кажется, даже усмехнулся и сказал:

— Кстати, насчет гостиниц и постоялых дворов… шевалье, не забудь отдать наш долг… долг мадам Югетте…

Потом он поднял глаза к ясному небу, где одна за другой вспыхивали вечерние звезды, бледные и прекрасные. Одна рука старого Пардальяна покоилась в ладони Жана, другую сжимала Лоиза. Он что-то шепнул на последнем вздохе, и взгляд его устремился к звезде, что улыбалась ему с бездонного небосвода. Легкая дрожь пробежала по его телу, и он замер. Застыла на губах улыбка, а открытые глаза все смотрели и смотрели в сумеречное небо, на котором оживали бледные в вечернем свете созвездия…

Господин де Пардальян, которого великий историк Анри Мартен, столь сдержанный в оценках, назвал героическим Пардальяном… старый солдат умер [21].

Шевалье де Пардальян пришел в себя к полуночи. Маршал поддерживал его плечи, плачущая Лоиза — голову, Пипо жалобно жался к его ногам.

— Сын мой, — проговорил маршал. — Вы не имеете права терять мужества… Подумайте о вашей суженой… Пока мы не прибыли в Монморанси, ей грозит опасность.

— Господи! — простонал юноша. — Я лишился части души своей…

Он рухнул на колени у тела отца и, закрыв лицо руками, стал плакать и молиться… Так прошел час… Очнувшись, он увидел крестьян из ближайшего села с факелами и заступами. Этих людей привел маршал.

Жан прикоснулся губами к холодному лбу отца, в последний раз поцеловав старика, и поднялся на ноги. Крестьяне начали копать могилу под сенью высокого бука. Однако шевалье остановил их, взял заступ и сам принялся рыть могилу, в которой будет спать вечным сном его отец. По лицу юноши потоком струились слезы, а он, не вытирая глаз, все копал… готовил последнее убежище для старого бродяги…

Кто-то из крестьян высоко поднял факел, остальные, обнажив головы, безмолвно стояли вокруг… С небосклона на эту исполненную трагизма картину равнодушно взирали прекрасные звезды. А на грешной земле, за полями, раскинувшимися у подножия холма, клокотал, точно гигантский котел, Париж, и, казалось, все колокола города звонили отходную по отважному Пардальяну…