В двери Вальвера торчал ключ. Однако Пардальян ничему не удивился: в записке же было написано: «как можно скорее».

Он повернул ключ и устремился в комнату.

Вальвер был дома один; он нервно расхаживал по комнате — от двери к окошку, ведущему на крышу. Едва заметив Пардальяна, он облегченно воскликнул:

— Наконец-то, сударь, вы пришли! Вот уже два часа я жду вас, сгорая от беспокойства!

— Что здесь происходит? — спросил Пардальян.

— Как что здесь происходит? — опешил Вальвер. — Но, сударь, это я жду, чтобы вы мне разъяснили, что происходит!..

Пардальян изумленно взирал на Вальвера.

Заметив, что молодой человек тоже смотрит на него непонимающе, шевалье нахмурился и строго произнес:

— Однако странно! Вы просите меня прийти как можно скорее, я бегу со всех ног — а вы спрашиваете меня, в чем дело!

— Сударь, я вовсе не просил вас приходить! — все более изумляясь, запротестовал Вальвер. — Напротив, это вы приказали мне не выходить из дома и ждать вашего прихода.

Если Вальвер никак не мог опомниться от изумления, то Пардальян уже обрел привычное для него хладнокровие. Он начал постигать истинное положение вещей; он инстинктивно чувствовал, что пора действовать, иначе будет поздно. Поэтому он быстро и твердо попросил Вальвера:

— Отвечайте мне как можно короче: где, когда и каким образом я дал вам эти указания?

— Здесь. Около двух часов назад. Запиской, которую я нашел у себя на столе, — лаконично отвечал Вальвер.

— Покажите мне эту записку.

— Вот она.

Вальвер подошел к стулу, взял с него лежащую на нем записку и отдал ее Пардальяну. Шевалье стремительно пробежал ее глазами.

— Да, это похоже на мой почерк, — согласился он, — я даже сам готов сказать, что записка написана моей рукой. Но послушайте, Одэ: пока вас не было, я вовсе не заходил к вам. Более того: я не писал этой записки. Равно как и вы не писали то письмо, которое получил я.

С этими словами Пардальян достал из кармана записку, полученную им у себя в гостинице «Золотой ключ», и протянул ее Вальверу.

— Это мой почерк! — воскликнул, в свою очередь, Вальвер.

— Черт побери, я в этом и не сомневался.