Воронов рваным рукавом обтирает лицо. Он все еще начеку. На нос упала капелька. Снова заморосил легкий дождик. Приказчик с трудом встает на ноги. Но к голове приливает кровь. Ему становится дурно. Воронов оседает на колено. Как часто в последнее время повторяются эти приступы! Он немного пережидает. Вроде ничего, жить можно! Повторная попытка подняться. Теперь медленней, спокойней. Получилось.

Воронов оглядывает окрестности. Он почти у цели. Спрятавшись в пелене седого тумана, не далее одной версты, возвышается лесистая глыба Двуглавой сопки. А где-то за ней течет Тесьма! Надежда возрождается. Едва шевеля ногами от внезапно нахлынувшей усталости, приказчик берет курс чуть правее горы, на пологий подъем, что через Лысые скалы выведет его к реке.

В подъем идти тяжело. Земля промокла и скользит под ногами. Влажные корни деревьев, торчащие из почвы, постоянно встают на пути, словно заранее кем-то выстроенные баррикады. Наверху холодный ветерок насвистывает в расщелинах скал свою заунывную одинокую мелодию, а затем спускается с вершины и носится меж пиками елей, срывая с веток прошлогодние шишки. Небо приняло бледно-серую окраску, продолжения дождя не намечалось. Немного потеплело, и туман растворился в воздухе, будто и не было его.

Воронов из последних сил, схватившись за мощную корягу, поднимается на руках и переваливается на чуть выпуклые склизкие камни. Вот она, седловина Лысые скалы! Добрался. Чуть откатившись от края, приказчик беспомощно растягивается на земле. Все тело ломит, голова ужасно болит. А прямо над ним быстро плывут сплошным потоком хмурые невеселые облака.

– Прямо здесь и помру, – еле двигая губами, произносит Воронов и начинает проваливаться в забытье.

В ту же секунду на него набрасываются со всех сторон. С десяток безликих, размахивая своими короткими копьями, словно призраки, бесшумно материализуются в нескольких шагах от Воронова. Не произнося ни звука, двое из них подлетают к беглецу и хватают его за руки, еще двое тут же принимаются вязать их. Кто-то небрежно засовывает ему в рот грязную, вымазанную в песке тряпку. Так что запоздалый крик Воронова тонет в скрежете мелких противных песчинок, заполонивших его гортань. Через мгновение другой десяток холодных мерзких пальцев вцепляются в его изодранные ноги. Воронов чувствует неприятные прикосновения кривых длинных ногтей, которые периодически попадают в кровоточащие раны приказчика. Безликие с быстротой молнии накидывают веревки в районе лодыжек, не давая своему пленнику ни малейшего шанса хотя бы пошевелиться. Приказчик только ошалело, глазами полными бесконечного ужаса, пялится на копошащийся вокруг него комок человеческих фигур, скрытых с головы до пят черными вымокшими балахонами, пытаясь хотя бы в этот раз разобрать черты лица кого-нибудь из своих пленителей.