Корсаков явился центром большого круга учеников и последователей.

Его ближайшими сподвижниками были Сербский и Баженов, первый — по клинической, второй — по общественной деятельности в области больничной психиатрии и внебольничной помощи душевнобольным.

Владимир Петрович Сербский (1855–1917) работал с Корсаковым еще задолго до открытия московской психиатрической клиники в частной лечебнице М. Ф. Беккер, первом в Москве уголке клинической психиатрии, где и зародилось то направление, которое позже стало «Московской психиатрической школой». Здесь был строго соблюдаем абсолютный но-рестрент, в такое время, когда Западная Европа еще не повсюду могла похвалиться систематическим проведением реформы Конолли. После нескольких лет самостоятельной работы в Тамбовской земской психиатрической лечебнице и пребывания за границей, где он работал у Оберштейнера и Мейнерта, Сербский с 1887 г. занял место ассистента психиатрической клиники. Здесь в 1892 г. он защитил свою диссертацию «О кататонии». При жизни Корсакова он читал курс лекций по судебной психопатологии, а после его смерти занял московскую кафедру, причем до конца своих дней, вместе с ближайшими друзьями своего покойного учителя, принимал горячее участие в активном почитании памяти того, кого он по справедливости считал наивысшим воплощением идеи человека и психиатра. Сам Сербский как в науке, так и в жизни отличался своей исключительной искренностью, которая в те отдаленные времена самодержавия не раз навлекала на него риск серьезной опасности. Он не разрешил полиции сделать обыск в клинике, и власть должна была уступить, смущенная спокойным, но твердым отказом, поразившим ее неожиданностью (искали какого-то серьезного политического преступника, присутствие которого подозревали среди больных). Когда заведомый душевнобольной, политический заключенный Шмидт кончает самоубийством в тюрьме, Сербский открыто выступает в печати. И когда глубоко реакционное министерство посягает на Московский университет и свободу науки, Сербский покидает зал заседания совета, уходит со службы и резко порывает с оставшейся профессурой. Этот замечательный борец и великий общественник обладал глубоко продуманным и во всех деталях законченным психиатрическим мировоззрением. Его учителем, кроме Корсакова, был Мейнерт, которого он считал гениальным врачом-мыслителем за его последовательность в механо-анатомическом истолковании психики. В статье о психологических воззрениях венского психиатра он блестяще популяризовал его взгляды. Можно ясно было заметить глубокое волнение, когда этот суровый с виду человек вспоминал свои «годы странствий» и венскую клинику. Его перу принадлежит больше пятидесяти работ. Некоторые из них представляют собой возражения против концепции Крепелина о раннем слабоумии. Впоследствии он несколько смягчил свою прежнюю точку зрения, однако не переставал возражать против принципа подразделения психозов по исходу. Убежденный сторонник классической психиатрии, Сербский исповедовал догмат о вторичном слабоумии; идея существования психопатологических процессов с определенной тенденцией к неизлечимости была ему, как, впрочем, и многим, чужда. Когда он умер, в 1917 г., чуть ли не в тот день, когда пришло известие о возвращении его в университет по приказу Временного правительства, Москва потеряла в его лице закаленного в суровой борьбе большого научного работника, человека, который всегда смотрел вперед и в науке, и в жизни, и ни перед кем никогда не гнул спину.