‘Крокодилы.’

- Аллигаторы, - поправил его Мунго.

Он много раз видел их двоюродных братьев в реках Африки и знал, как глупо пытаться плавать. Он крепко задумался.

- Может быть, есть другой способ.’

Для людей, охранявших дом в Бэннерфилде, это было ошеломляющее утро. С тех пор как Честер узнал, что его врага Мунго Сент-Джона видели в Новом Орлеане, ополченцы ждали в полной боевой готовности, но после того, как Честер три дня назад отбыл на борту "Уиндемира", они ослабили бдительность. Урожай был собран, их хозяин ушел. Конечно, теперь бояться было нечего.

Потом их разбудили новости с реки о внезапном возвращении Честера. Не успев окончательно проснуться, они услышали выстрелы, а затем оглушительный грохот, эхом разнесшийся по полям. Вскоре после этого Честер вместе со своим надсмотрщиком, сыном и рабыней – хозяйкой выбежал на тропу, выкрикивая приказ готовиться к бою.

Они схватили ружья и заняли позицию, хотя солнечным утром в самом сердце Луизианы трудно было представить, кто может вторгнуться. Вскоре, однако, у них появились свидетельства ужасной борьбы. Люди возвращались с реки - одни бежали, другие хромали, - все окровавленные и покрытые пороховым дымом. Они рассказывали невероятные истории - орды чернокожих, снующие с реки; корабли в огне; массовые убийства на хлопковых полях. Для мужчин в доме это было трудно поверить. Но раны были вполне реальны.

Поток беглецов замедлился, но теперь из помещения для рабов к главному дому выбежала последняя группа людей. Их было с полдюжины, одетых в синие милицейские мундиры и черные фуражки. Они побежали по насыпи к дамбе между прудами. Дюжина чернокожих мужчин, размахивая копьями и ружьями, бросилась за ними.

Возможно, охранники в доме не сразу узнали беглецов, бежавших к ним. Но затем их лица были скрыты под фуражками, и они опустили головы, чтобы избежать пуль преследователей. В любом случае Честер завербовал столько людей, что невозможно было узнать их всех. И одно было неоспоримо. Люди в форме были белыми, а преследователи - черными.

Черный человек, вооруженный, восставший против своих белых хозяев, был тем, чего не мог допустить ни один человек в доме. Не колеблясь, они открыли двери, чтобы впустить своих товарищей.