– Тогда попрошу квитанцию.
Я положил бумагу на стол. Он достал из ящика блокнот с квитанциями и заполнил. Правой рукой. Левую заложил за спину – как учил Рааттамаа. Длинные сильные пальцы, поскрипывающее перо – и безукоризненный, как всегда, почерк. Намного лучше моего. Он положил на квитанцию пресс-папье, покачал несколько раз, оторвал квитанцию и протянул мне. Я сделал вид, что хочу принять квитанцию, но вместо этого схватил его за левое запястье и резко повернул. Он вскрикнул, попытался вырвать руку, правой рукой сильно ударил меня по сжатому кулаку.
– Вам больно? – участливо спросил я. – Уж не повреждена ли ваша рука, Михельссон?
Он привстал и приготовился ударить еще раз, но я быстро убрал руку.
– Не понимаю, о чем говорит господин прост.
– Возможно, о нашей… назовем ее так… дискуссии относительно стеклянной пластинки. В церкви в Кенгисе, если мне не изменяет память.
– Прост ошибается.
Он полностью овладел собой – тон не сказать чтобы преувеличенно вежливый, но корректный.
– Моя супруга, Брита Кайса, все знает, Михельссон, и готова дать свидетельские показания.
– Совершенно не понимаю, на что намекает прост. Преступник, совершивший этим летом столько преступлений, схвачен, осужден и вскоре будет обезглавлен. И если прост будет продолжать распространять про меня злостные и неправдоподобные слухи, то должен считаться с возможным обвинением в лжесвидетельстве.
Рот его скривился. Он что – улыбается?
– Значит, собираешься продолжать, – констатировал я. – Вошел, так сказать, во вкус.
– Я требую, чтобы господин прост оставил меня в покое. И не только меня – мою будущую жену, которой он непрерывно досаждает.
– Жену? Ты имеешь в виду Марию?
Михельссон сделал строгое выражение лица и кивнул.
– Мы не считаем, что господин прост способен нас достойно обвенчать, поэтому намерены поселиться в другом уезде.
– Купите дом? На деньги, украденные у Нильса Густафа?
– Прошу господина проста удалиться. У меня очень много работы. – Михельссон театрально показал мне на дверь.
– Ваша рана кровит.
Я наверняка сорвал корку на предплечье – собственно, таково и было намерение. Рукав намок и потемнел, капля темной крови упала на стол.