На ушах Хренуса, которые в силу травматических событий напоминали истрёпанные тряпки, следовало бы остановится отдельно, ведь именно они обеспечивали Серому Псу единственный вид досуга, к которому он испытывал слабый, нитеобразный интерес. Это было
Вот и сейчас он сосредоточился на
— Старик под одиноким деревом посреди предгрозового поля
— Заколоченная комната, в которой звучит вкрадчивый шёпот
— Скорбные любовники на железнодорожной насыпи
— Ржавеющие останки брошенной сельскохозяйственной техники, стонущие в вечном плаче
— Туман, собирающийся в просеке, видимой на много километров вперёд
— Покинутые, вылинявшие деревянные дома
— Дрожащая в лужах вода
— Озимая потребность, сопревшая под ограниченной реальностью
Не успел Хренус даже подойти к опушке, как ближайшие кусты задрожали, и из них появился другой пёс — Шишкарь, ближайший сподвижник Хренуса. Они были одногодками и уже длительное время разделяли неудобоваримые ситуации. За лесом осталось много совместных акций, в ходе которых псы несколько сдружились. Сам Шишкарь имел длинную чёрную шерсть, которой он очень гордился. Издалека его, как и Хренсуа, можно было принять за породистого пса. Но в отличии от последнего у Шишкаря во взгляде и в движениях всегда присутствовала нервозность молодости, текучая живость, которая яснее всего проявлялась в голубом цвете его глаз — будто бы индикаторов, показывавших уровень жидкости в приборе.
Шишкарь гнусаво гавкнул в знак приветствия.
— «Ничего там нет. Голяк. Ты что видел?»— сухо дал статус Хренус.
— «Ммм, ты знаешь, там, ближе к опушке, есть помойка, вроде хорошая. Можно там поискать чего»— Шишкарь полузаискивающе — полуиронично усмехнулся.
— «Ты что-то там увидел?»
— «Нет, ничего конкретного, но видно, что недавно туда выбрасывали пакеты, пухлые такие.»-
Хренус прикрыл глаза. На его веках была вытатуирована усталость. В городе помойки были верным способом для бродячих псов обеспечить себе питание. Здесь же всё время приходилось тянуть случайные карты, брать на себя шанс.
— «Так, что поёдем? А на поле там ничего нет? Точно?»— слова Шишкаря пролетали как пули, выпущенные вслепую.