К этому времени Тамос уже был стариком. Я знал его возраст почти до часу, потому что это я принес его младенцем в этот суровый мир. Ходила популярная легенда, что первым его поступком по прибытии было обильно помочиться на меня. Я подавил улыбку, подумав о том, что в последующие шестьдесят с лишним лет он никогда не колебался, выражая таким же образом даже самое слабое свое неодобрение по отношению ко мне.
Теперь я подошел к нему и, опустившись на колени, поцеловал ему руки. Фараон выглядел даже старше своих лет. Хотя он недавно начал красить волосы и бороду, я знала, что под ярко-рыжими пятнами, которые он предпочитал, они были белыми, как выгоревшие на солнце водоросли. Кожа его лица была покрыта глубокими морщинами и темными пятнами от солнца. Под глазами у него были мешки морщинистой кожи-глаза, в которых признаки приближающейся смерти были слишком очевидны.
Я не имею ни малейшего представления о своем возрасте. Тем не менее, я значительно старше, чем фараон, но в моей внешности мне кажутся гораздо меньше, чем половина его возраста. Это потому, что я долгожитель и благословлен богами – особенно богиней Инаной. Это тайное имя богини Артемиды.
Фараон поднял на меня глаза и заговорил с болью и трудом, его голос был хриплым, а дыхание хриплым и прерывистым. - Тата!- он приветствовал меня ласковым именем, которое дал мне, когда был еще ребенком. ‘Я знал, что ты придешь. Ты всегда знаешь, когда я больше всего в тебе нуждаюсь. Скажи мне, мой дорогой старый друг, что будет завтра?’
- Завтрашний день принадлежит тебе и Египту, мой повелитель.- Я не знаю, почему я выбрал эти слова, чтобы ответить ему, когда был уверен, что все наши завтрашние дни теперь принадлежат Анубису, Богу кладбищ и подземного мира. Однако я любил своего фараона и хотел, чтобы он умер как можно более мирно.
Он улыбнулся и больше ничего не сказал, но протянул дрожащую руку с дрожащими пальцами, взял мою руку и прижал ее к своей груди, пока не заснул. Хирурги и его сыновья покинули шатер, и, клянусь, я видел, как легкая улыбка скользнула по губам Аттерика, когда он неторопливо вышел. Я просидел с Тамосом далеко за полночь, точно так же, как сидел с его матерью на прощанье, но в конце концов усталость от дневной битвы одолела меня. Я высвободил свою руку и, оставив его все еще улыбающимся, доковылял до своего матраса и упал на него мертвым сном.
Слуги разбудили меня еще до того, как первые лучи солнца позолотили рассветное небо. Я поспешно оделся для битвы и пристегнул к поясу свой меч; затем я поспешил обратно в Королевский павильон. Когда я снова опустился на колени у постели фараона, он все еще улыбался, но его руки были холодны на ощупь, и он был мертв.