Чиновник склонился в поясном поклоне.
— Я всегда готов служить государыне нашей, а Вам, Иван Иваныч — особенно, всею своею душой… — Он вытащил ящик с карточками и начал быстро просматривать их. — Этот? Нет, не пойдёт… У этого — ума маловато… Этот — всем хорош, прохвост, каких свет не видывал, да сын побочный весьма важной персоны… И этот не годится… Разве что вот… Грек…
— Отчего же и не грек? — протянул руку за карточкой Иван Иваныч.
Внимательно изучив всё, что имелось в картотеке про того самого грека, Бецкой засобирался домой, но проходя в тесную дверь, маскированную под шкаф, вдруг замешкался и как-то неловко спросил:
— А скажи-ка, Михал Лукич, на меня что ли, тоже карточка есть?
Чиновник смутился, растерялся, не зная, что ответить.
— Не извольте гневаться, Ваше высокопревосходительство…
Бецкой вздохнул.
— Есть значит… И все мои тайны, до моего дома относящиеся… Впрочем, мне скрывать нечего, всю жизнь старался во славу Отечества служить…
Утром следующего дня он пришёл с докладом к императрице. Словно навёрстывая потерянное в молодости, Екатерина, казалось, искала повода посмеяться. Вот и сейчас хохотала так, будто отводила душу. Бецкой едва улыбался, но был доволен настроением императрицы.
— Ну, насмешил, Иван Иваныч… Не помню, когда так много смеялась… Значит, наш «засланный казачок» — беглый грек?
— По сведениям «Чёрного кабинета» три года назад был он бакалейщиком на острове Кефалония, да бежал оттуда от полиции… Что натворил — неведомо… Как в Россию попал и где до сей поры болтался неизвестно, но родных и знакомых ни в Петербурге, ни в России нет… Хитёр, умён, ловок и беден…
Екатерина хлопнула в ладоши.
— Довольно. Зови!
Бецкой дёрнул бархатную сонетку. Тотчас в кабинете императрицы появился тот самый молодой иноземец, что так настойчиво приставал с расспросами к кучеру Бецкого. Поклонился низко, да так и застыл в поклоне.
Екатерина поморщилась.
— Распрямись-ка, парень! В таком поклоне и спину сломать недолго. — Сказала она ему по-русски.
Но грек стоял, низко опустив голову. Императрица обошла его кругом, рассматривая словно статую. Удовлетворённо взглянула на Бецкого, кивнула.
— Ну, что ж… Погляди-ка на меня!