— Тысячу талеров! — с большим достоинством отвечал брюнет, — вы можете прочесть об этом во всех моих афишах!

— Будьте же любезны приготовить деньги! — проговорил Бенно.

Все цирковые наездники громко рассмеялись при этом. Директор сам оседлал осла и подвел его, затем достал из ящика короткий хлыст и вызывающе щелкнул им по земле.

— Ну, Риголло, доброе мое животное, будь кроток и послушен с этим молодым господином, слышишь?

Мориц и остальные мальчики переглянулись между собой.

— Смотри, берегись, Бенно! — сказал один из них.

— Пустяки, он кроток, как ягненок, тощий, полуголодный бедняга! Смотрите, как я проедусь на нем! — беспечно ответил юноша.

Он подобрал поводья, и Риголло послушно пошел легонькой рысцой. Казалось, он в самом деле был смирнее ягненка, но Бенно не поддался обману и зорко следил за каждым жестом директора цирка, стоявшего посредине круга и поворачивавшегося все время лицом к ослу, описывая хлыстом круги на песке арены. Очевидно, он хотел дать время юноше совершенно освоиться с мыслью, что тот отлично справляется с ослом.

Но сердце Бенно учащенно билось. Он не спускал глаз с директора, как бы ежеминутно ожидая выпада с его стороны, выпада, от которого должна была зависеть его жизнь или смерть. Но вот, как бы случайно, хлыст поднялся всего на одну секунду вверх, и в тот же момент осел с удивительной быстротой поднялся на дыбы, как свеча, так что Бенно непременно очутился бы на земле, если бы не был готов к этому. Точно железными тисками сдавил он бока несчастного животного, — и оно волей-неволей вынуждено было опуститься на ноги и принять обычное положение.

Лицо директора исказилось гримасой.

— Вы превосходно сидите в седле, молодой человек, — любезно заметил он, — быть может, вам и в самом деле суждено совладать с этим упрямцем Риголло!..

Бенно утвердительно кивнул головой и ласково потрепал по шее осла.

— Смотрите, какой Бенно бледный, и как у него горят глаза! — заметил один из мальчиков.

— Знаешь, он, по-моему, вовсе не на своем месте в классе: наука вообще как-то не по нем… — вставил другой. — Положительно не могу себе представить его доктором или судьей, в очках, с серьезной, торжественной миной!

— Постой! Смотри, осел пошел галопом!

В самом деле хлыст в руке директора стал быстро описывать круги, но уже не по земле, а в воздухе. И, вдруг, когда никто того не ожидал, поднялся вверх. Произошло то же, что и в первый раз. Риголло не мог ни сбросить своего седока, ни сам броситься на землю; он весь дрожал. Едва держась на ногах, он доплелся до своих яслей и уже более не соглашался сдвинуться с места.