Она кивнула.
– Вот правильно. – И пошла.
Я бы порассказал вам, как мы приехали и вошли с нею в ту комнату, где я почти ничего не помнил, откуда меня выволакивали битым, и как мы прожили первый наш день, и что было дальше, – но тут уже начинается совсем другая история, там и Клавка будет другая, и я другой, и чем бы всё ни кончилось – вы нас запомните вот в эту минуту, потому что, как говорил наш старпом из Волоколамска: «Может быть, мы и живы – минутной добротой».
Так что распрощаемся на набережной, где я последний раз оглянулся – посмотреть на всю эту живопись. Клавдия стояла поодаль, ждала меня и тоже смотрела на порт. Мы услышали три прощальных гудка, и чёрный траулер вывалился из ковша, пошёл к середине гавани. Он пересекал цветные нити, и ему отвечали гудками верфь, и диспетчерская, и несколько больших кораблей, где шла ещё ночная работа.
Не знаю, куда уходили бичи, где там над ними закачаются звёздочки. Я и прощался с ними и не прощался – через неделю и мы вот так же уйдём: стране ведь нужна рыба.
И куртки мне было не жалко совсем. Пускай она остаётся в Гольфстриме.