Но его настроение упало, когда появились переговорщики. И его раздосадовали не два трибуна, а шедший вместе с ними Пера. Как всегда, с самодовольным видом, он сиял панцирем и шлемом с поперечным гребнем.

– Без этого шлюхиного сына никуда, – шепнул Квинт приятелю.

– Он родственник Марцелла. Что еще сказать?

Попытка Урция утешить друга имела некоторый успех. Тем не менее Квинт сдвинул свой шлем чуть пониже на лоб и уставился в землю. Увидев Коракса, Пера должен был понять, что он здесь, но если не показываться на глаза, ничего плохого не может случиться… Или может?

Посольство отправилось во главе с экстраординариями, как положено войску на марше. Пера и трибуны держались за солдатами-союзниками вместе с несколькими трубачами, писцами и рабами. Коракс со своими гастатами следовал за ними, а велиты двигались в арьергарде. Посольство шло по самому безопасному маршруту, по дорожке внутри римских укреплений. Только приблизившись к башне Галеагра, оно вышло через ворота на ничейную полосу. К чести экстраординариев, они не сбавили шаг, но это не остановило мурашек, пробежавших по спине Квинта, когда он вышел из укрытия. На лицах товарищей виделось напряжение, и даже Коракс, казалось, нервничал.

Пока они приближались к городским стенам, никаких метательных снарядов по ним выпущено не было. Их путь лежал на восток от Гексапил, к Трогильскому заливу, где раньше сиракузцы пользовались якорной стоянкой для разгрузки торговых судов и доставки товаров в город. Теперь местность находилась под контролем римлян, но пользоваться ею не давали вражеские метательные машины. Если выдавалась возможность, Квинт с товарищами любили купаться здесь на мелководье – под прикрытием темноты.

Оставив море за спиной, колонна направилась к Галеагре – приземистой шестиугольной башне, защищавшей то место, где крепостные стены спускались к морю. Было тревожно видеть молча вытянувшихся вдоль парапета защитников, скрывавших свое оружие. Однако, как тихо велел Коракс, они не могли показать тем ублюдкам ничего, кроме храбрости на лице.

И потому гастаты шли, подняв подбородок и высоко держа щиты. То, что договорились о перемирии, не исключало возможности вероломства. Многие шептали молитвы. Не было ничего плохого в том, чтобы попросить у богов защиты, даже если она не понадобится, и Квинт делал то же. Намного лучше, чем оказаться мертвым.

Подойдя к воротам, колонна остановилась. Экстраординарии заняли позицию слева, ближе к морю, а гастаты встали справа. Трибуны вместе с Перой и своим окружением вышли вперед. Трубач заиграл на своем инструменте. Прозвучала искаженная форма сигнала к отступлению – иронический набор нот, бросавший сиракузцам высокомерный вызов и позабавивший всех присутствовавших римлян. Враги, должно быть, поняли оскорбительную природу сигнала, потому что ответа не было больше часа. За это время трибуны дважды заставляли трубача трубить, но безрезультатно. Хотя на стенах было полно зрителей, ворота оставались накрепко закрытыми, пока солнце не поднялось высоко на небосводе. Легионеры пеклись в своих доспехах, и пара из них потянулась за мехами с водой, но Коракс пригрозил, что они за это заплатят. Важнее всего был внешний вид, а жажда могла подождать.