Все в королевской свите были одеты в лучшие наряды, какие только смогли достать: у нас были бархатные туники, атласные рукава, широкие шляпы с длинными перьями; мы надели все свои драгоценности, чтобы добавить блеска к сиянию парадной конской сбруи, шпор и мечей. Вы представить не можете, что это было за разноцветье! Там было полно знатных дворян, и все несли флаги со всевозможными эмблемами; и запах, запах! – дивный аромат роз и жасмина, не столь приятный – лошадей и пота; впрочем, травы и цветочные лепестки под конскими копытами немного исправляли положение.

Мы с Жаном Дюнуа ехали сразу за королем; он был нам хорошо виден под своим золотым балдахином. Когда он повернулся, чтобы поклониться толпе, у него было такое выражение лица, которого я никогда раньше за ним не замечал: смесь радости, удивления, смирения и благоговения. Он приветствовал людей, своих людей, столпившихся по обе стороны от него, махал им рукой и склонял голову. Матушка, поверьте: в тот момент он поистине выглядел по-королевски.

Войдя в собор с ярко освещенной улицы, я сперва ничего не мог увидеть; несмотря на несметное множество свечей, зажженных по торжественному поводу, мне казалось, что внутри темно. Но постепенно глаза мои привыкли к полумраку, и я смог различить ярко-красные, синие и серебряные нити гобеленов, поспешно развешанных прошлой ночью на каменных стенах собора. Сильно пахло ладаном, и я чуть не упал в обморок, оказавшись в густой толпе придворных и знатных вельмож, страстно желающих своими глазами увидеть коронацию. Но я прошел к своему почетному месту, и там уже не было давки. Нам было известно, что королевскими регалиями в парижском аббатстве Сен-Дени завладели англичане. У нас не было скипетра, мы даже не знали, каков верный порядок проведения церемонии, но, к нашему удивлению, в сокровищнице собора нашлась корона! И главное, у нас было самое важное – священный елей, которая до этих самых пор хранился в базилике Сен-Реми на наших землях.