Светлый фон

Из уважения к родословной одного гостя, происходившего из семьи священнослужителей, Бахрам попросил его прочесть молитвы и вести застолье. Тот на удивление хорошо справился с задачей, произнося слова на древнем языке так отчетливо, что даже Бахрам, слабо подкованный в писании, разобрал отдельные строки вроде зад шекастех баад Ахреман — да будет Ахриман повержен и сражен!

зад шекастех баад Ахреман

Сколько себя помнил, эта часть молитвы, столь ярко представлявшая противостояние Добра и Зла, всегда производила на него неизгладимое впечатление. Нынче благоговейный страх, вызванный этими словами, был так силен, что его охватила дрожь, и он прикрыл глаза, как будто ощутив опаляющее пламя той борьбы. Колени его подогнулись, и он ухватился за спинку стула, чтобы не упасть. Однако Бахрам сумел выстоять весь молебен, по окончании которого, не теряя времени, пригласил гостей в столовую, по-особому украшенную к празднику.

Пришел Задиг-бей, и раньше отмечавший Навруз в индийской фактории. Успокоенный присутствием друга, Бахрам усадил его по правую руку и стал потчевать разносолами от Место: рыбой, жареной до хрустящей корочки и томленой в листьях; джардалу ма гошт — бараниной с абрикосами; козлятиной в миндальном соусе; гур пер эда — омлетом с бараньими мозгами; всевозможными котлетами: в томатной подливке, а также из мозгов ягненка, поджаристыми сверху и нежными внутри; кебабом из креветок и лепешками из рисовой муки; пулао с сушеными фруктами, орехами и шафраном и другими яствами. Все это сдабривалось красным и белым вином, а на десерт Место подал пирожные, заварной крем и блинчики с кокосом. А еще он исхитрился раздобыть у заречных тибетцев дахи, который подал с сахаром и специями, красиво присыпав молотым мускатным орехом и корицей.

джардалу ма гошт гур пер эда пулао дахи

После ухода гостей Задиг остался на стаканчик чая.

— Ну и пир, Бахрам-бхай, хватило бы на целый полк! Ты превзошел самого себя!

Похвала, подведшая черту под хлопотами и переживаниями этого дня, навеяла воспоминания. Бахрам посмотрел на небольшой портрет матери, висевший на стене конторы.

— Знаешь, Задиг, в моем детстве случались времена, когда у нас в доме не было ничего, кроме лепешек из проса. Мы были так бедны, что питались даже рисовым отваром. А заправкой риса нам служили только сырой лук, перец чили, да еще маринованные манго. Раз-другой в месяц нам доставалось по кусочку вяленой рыбы, считавшейся лакомством. А теперь вот… — Бахрам смолк и огляделся. — Жаль, мама не видит всего этого. Интересно, что она сказала бы.