После двух лет в клиниках Пёрсиг утверждал, что призрак его былого «я» – «Федр» – изгнан раз и навсегда, однако чувствовал, что предал свою лучшую часть:
– В больнице меня научили ладить с людьми, научили компромиссу, и я смирился. Федр был честнее – он никогда бы не пошел на компромисс, и молодежь его за это уважала.
Себя же – рассказчика романа – Пёрсиг считал «не очень хорошим человеком», аналитиком, надевавшим самую пристойную личину, только чтобы нравиться. Проблемы, признавал он тогда, были и с друзьями, и с сыном, который во время памятного путешествия на Запад сам чуть не дошел до нервного срыва. Проблемы оставались и потом, хотя надежда, казалось, замерцала. Когда же Пёрсига спросили о реакции Криса на книгу, он честно ответил:
– Поначалу он был недоволен. Но, – и тут Пёрсиг улыбнулся по-детски, – на презентацию книги явился, поэтому теперь, видимо, все хорошо.
Роберт Пёрсиг пережил и славу, и забвение, и смерть сына – пережил тихо и достойно. Женился вторично, много путешествовал, хотя до появления второй книги – «Лайлы» – долгое время даже ходили слухи о его самоубийстве. Почему же «властитель дум» скрывался от взора любопытствующих папарацци и просвещенной читательской публики столько лет, практически уподобляясь другим писателям-невидимкам ХХ века – Сэлинджеру, например, или Пинчону (чтение лекций по Метафизике Качества временами – не в счет: это продолжение романов другими средствами)? Что до сих пор пытается сказать нам книга, получившая, без преувеличения, статус «культовой»? Законченная в апреле 1974 года, длиной в 372 страницы, по розничной цене 8 долларов 50 центов? Зачем я вообще обо всем этом пишу? Кому какое дело?
Вот в этом, видимо, и заключается весь ее смысл. Вся наукообразная или популярно-литературоведческая информация о ней, все факты и фактоиды жизни автора не означают ничего, если не нужно отыскать его работу в длинном списке других книг или поместить в некий культурный контекст, то есть проделать, по сути, каталогизацию. Однако прежде чем открыть книгу, ее следует найти. Поиск – первый шаг, здесь-то и пригодится эта каталожная «научная» информация, описывающая и книгу, и ее автора. Но действительно прочесть ее и тем паче понять – совершенно другое дело.
Наука и техника, пытается сказать Пёрсиг, – это середина, а не начало и даже не конец. Прежде чем появится «научная» гипотеза, должна случиться ненаучная мысль, которую наука попробует доказать или опровергнуть. Доказательство гипотезы – «научный» шаг, а размышления о том, каковы ее результаты, – последний этап. Пёрсиг пробует доказать, что существует два привычных взгляда на технику. И именно то, что взглядов всего два, – корень всех проблем.