Всплеск замешательства возымел именно тот эффект, на какой юноша и рассчитывал: все его парни прорвались за частокол раньше, чем к обитателям этого обособленного поселения вернулась способность что-либо понимать. Когда же, похватав копья, жрецы принялись отражать выпады невесть откуда взявшихся и невесть кем являвшихся наглецов, Катон, не обращая внимания на лязг и стук оружия, поспешил к клетке, но тут из находившейся на его пути хижины с копьем наперевес выскочил еще один жрец. Быстро оглядевшись и смекнув, что к чему, друид кинулся к маленькому узилищу.

Его намерения не оставляли сомнений, и Катон, стиснув от напряжения зубы, рванулся вперед. Однако друид в два-три прыжка почти достиг цели. Стало ясно: его не перехватить. Жрец, вскинув копье, уже делал замах, уже отводил за спину руку. В темноте за решеткой пронзительно закричали.

— Эй! — завопил во всю глотку Катон. До жреца оставалось еще шагов двадцать.

Друид оглянулся через плечо, и оптион в припадке ярости метнул в него меч, однако жрец сумел отбить вращающийся клинок концом своей пики. Катон только выбранился, не в силах остановиться. Друид нацелил наконечник копья ему в живот, но в последний момент римлянин, подлетая к врагу, извернулся. Сталь прошла мимо, а противники сшиблись и ударились о деревянные прутья.

Столкновение оглушило обоих. Пока Катон тряс головой, жрец опомнился и сомкнул стальные пальцы на его горле. Вцепившись, в свой черед, в каменные запястья, юноша тщетно тужился разжать хватку.

Друид, высоченный и широкоплечий, не давал римлянину вздохнуть, скаля в усмешке желтые зубы и явно намереваясь своими огромными ручищами выдавить из врага всю его жизнь.

У Катона потемнело в глазах. Он отчаянно молотил кулаками по могучей спине, не причиняя душителю никакого вреда.

Внезапно две тонкие руки просунулись сквозь прутья решетки, и длинные ногти располосовали друиду лицо, норовя впиться в глазницы. Тот непроизвольно отпрянул, инстинктивно вскинул ладони, и Катон, воспользовавшись моментом, нанес ему удар в челюсть. Голова друида откинулась, а следующий удар сбил его с ног.

Катон подхватил с земли меч, вонзил его жрецу в горло и, повернувшись к клетке, позвал:

— Госпожа Помпония!

Та прижалась к решетке лицом, но в ее взгляде сквозила растерянность: раскрашенный воин доверия ей не внушал.

— Я пришел за тобой. Мне надо открыть эту дверь. Отодвинься, пожалуйста, госпожа, чтобы тебя не задело.

— Я узнала тебя. Ты тот оптион, из фургона?

— Да, это я. У нас мало времени, госпожа!

Жена Плавта попятилась и вжалась в глубину клетки, загораживая своим телом сына. Катон принялся рубить мечом веревки, крепившие дверную решетку к столбу, но получалось у него это неловко. Металл бил по дереву, из-под клинка летела щепа. Наконец веревки распались — он опустил меч и ногой отбросил решетку в сторону.