— Командир, для тебя это единственный способ заполучить и свитки, и Телемаха…
— Мой сын… — промолвил пиратский вожак, размышляя вслух, и покосился на Аякса. Катон понял, что не ошибся: слабым местом сурового морского разбойника была отцовская любовь. Взгляд Телемаха переместился к Веспасиану.
— Ну? Свитки за сына?
Веспасиан смотрел на него молча, холодными, безжалостными глазами. Аякс повернулся к отцу.
— Не надо! Я не хочу, отец! Не делай этого!
— Тихо! — шикнул на него Телемах. — Ну, римлянин?
Веспасиан посмотрел на свитки и молча кивнул.
— Слово, римлянин. Дай мне слово!
— Даю тебе слово…
— Аххх! — застонав от боли, Телемах убрал обожженные руки от огня и уронил свитки на пол.
— Забери! — приказал Веспасиан Катону. Тот подался вперед, подхватил свитки и попятился.
Телемах махнул сыну рукой.
— Отпусти трибуна. Разрежь веревки и отпусти.
Аякс взирал на отца в ужасе, клинок в его руке дрожал. Потом он опустил взгляд, полный горечи и ненависти, на Вителлия, и на миг Катону показалось, что юнец сейчас полоснет трибуна по горлу, но тот наклонился… и перерезал веревки на запястьях. Как только путы упали, Вителлий откатился к римлянам, уже на безопасном расстоянии от пиратов поднялся на ноги и, тяжело дыша, повернулся к Веспасиану.
— Я не забуду, — тихо промолвил он. — Пока живу, не забуду.
— Я тоже, — слегка улыбнулся в ответ Веспасиан. — Об упущенной возможности.
Катон отвел глаза от обоих аристократов; в помещении ощущалось такое опасное напряжение, что ему хотелось сделаться как можно менее заметным. Прижимая свитки к груди, он перевел взгляд на пиратов. После недолгого замешательства Телемах шагнул к сыну и обнял его за плечи. Аякс смотрел на отца — подавленный, растерянный, с глазами, полными поблескивающих слез. Выронив нож, он обнял принесшего себя в жертву ради него отца со всей горечью отчаяния и, взвыв, словно дикий зверь, содрогаясь от рыданий, уткнулся ему в плечо.
…Поднявшись к люку, ведущему на крышу, Макрон опасливо проскользнул в него и быстро огляделся, держа меч наготове, чтобы нанести удар при первом признаке опасности. Но на площадке смотровой башни находился только один человек: смотревший на него из дальнего угла с вымученной улыбкой Миниций.
— Макрон, я надеялся, что это будешь ты.
— Правда? — Держа меч перед собой, Макрон двинулся к предателю.