— Наши или нет? — пробормотал декурион.

— Есть только один способ определить это, — ответил Катон, сжимая поводья.

Декурион бросил на него резкий взгляд.

— Если это рабы, то усталые кони не смогут спасти нас.

— Тогда помолись богам, чтобы это оказались наши люди. — Движением руки Катон послал колонну вперед и перевел коня на рысь. Турма приближалась к городу. Приближение всадников отметил тонкий звук трубы, и люди, находившиеся у стен, заторопились к ближайшим воротам и калиткам. Оказавшись в четверти мили от западных ворот, Катон велел знаменосцу турмы поднять повыше значок, чтобы тот был виден находящимся в крепости.

Декурион указал на людей, расположившихся над воротами.

— Точно наши, господин.

— Рано говорить, — ответил Катон. — Мятежники вооружались захваченным у наших людей снаряжением. Смотри внимательнее.

Когда конь Катона шагом приблизился к запертым воротам, из-за парапета высунулась поднявшая руку фигура.

— Стой! Ты, первый, приблизься и назови себя.

Прищелкнув языком, Катон послал коня вперед.

— Я — трибун Катон! Вернулся из Александрии с подкреплениями. Открывай ворота!

— Да, господин, — ответил дежурный оптион с явным облегчением.

Мгновение спустя створки ворот повернулись внутрь, и Катон во главе турмы въехал в город. Проехав под сводом ворот, он соскочил с коня и, подойдя к оптиону, ткнул большим пальцем в сторону равнины.

— Похоже, что во время моего отсутствия у вас побывали гости.

— Да, господин. Много тысяч гостей.

— И много ли хлопот они вам причинили?

— Ходили на приступ, как только пришли к городу, и дорого заплатили за наглость. А потом решили взять нас измором.

— И где же они сейчас?

Оптион покачал головой: