Меня разбудил на рассвете Ситрик, который колотил в дверь и кричал:

– Они здесь, мой господин! Они здесь!

– Кто здесь?

– Люди Ивара, мой господин!

– Где?

– Всадники, мой господин, на той стороне реки!

Всадников было около сотни, и они не пытались переправиться через брод. Я подумал, что их послали на северный берег Свале только затем, чтобы отрезать нам дорогу к бегству. Главные силы Ивара появятся с юга.

В то памятное туманное утро произошло еще кое-что. На рассвете в деревне раздались крики.

– В чем дело? – спросил я у Ситрика.

– Христиане чем-то очень расстроены, мой господин, – ответил он.

Я зашагал к церкви, где выяснил, что золотую раку с бородой святого Августина, драгоценный дар Альфреда Гутреду, украли. Она стояла на алтаре вместе с другими реликвиями, но ночью исчезла, и сейчас отец Хротверд громко вопил, стоя рядом с дырой, проделанной в глинобитной стене за алтарем. Здесь был и Гутред, который слушал жалобы аббата Эадреда – тот развивал мысль, что воровство есть знак недовольства Господа.

– Недовольства чем? – спросил Гутред.

– Язычниками, конечно! – выпалил Эадред.

Отец Хротверд раскачивался взад-вперед, ломая руки и взывая к своему богу, чтобы тот послал с небес отмщение вору, осквернившему церковь и похитившему драгоценную реликвию.

– Укажи нам на преступника, Господи! – кричал он.

Потом увидел меня и, очевидно, решил, что получил знак свыше.

– Это он! – выпалил Хротверд, указывая на меня.

– Это ты украл? – спросил Гутред.

– Нет, мой господин, – ответил я.

– Это он! – повторил Хротверд.