* * *

Предутреннее небо было все еще ясным, когда я вошел во дворец и отдал оба своих меча. Молодой и очень серьезный священник проводил меня в комнату Альфреда. Я так часто встречался с ним в этой маленькой, простой комнатке, где повсюду были разбросаны пергаменты.

Альфред ждал, облаченный в коричневое длинное одеяние, делавшее его похожим на монаха. Вместе с ним был Этельред, при котором, конечно, остались оба его меча, – как олдермен Мерсии он имел привилегию находиться во дворце вооруженным. Третьим человеком в комнате был Ассер, валлийский монах, глядевший на меня с неприкрытой ненавистью, – худой коротышка с очень бледным, тщательно выбритым лицом.

У него имелись веские причины меня ненавидеть. Я встретился с ним в Корнуолуме, где возглавил резню. Ассера послали в то королевство эмиссаром; я попытался убить и его тоже и потом всю жизнь сожалел, что мне это не удалось.

Ассер хмуро на меня посмотрел, а я ответил ему жизнерадостной ухмылкой, зная, как его это разозлит.

Альфред писа́л и не поднял глаз от работы, но махнул в мою сторону пером. Очевидно, в знак приветствия. Он стоял за столом, который служил ему подставкой для письма, и мгновение я слышал только скрип его пера, разбрызгивающего чернила.

Этельред самодовольно ухмылялся, с виду очень довольный собой. Впрочем, у него всегда был такой вид.

– De consolatione philosophiae[12], – сказал Альфред, все еще не поднимая глаз.

– Но похоже, скоро будет дождь, – отозвался я. – На западе дымка, господин, и ветер порывистый.

Альфред раздраженно посмотрел на меня:

– Что в этой жизни лучше и милее, чем служить королю и быть рядом с ним?

– Ничего! – с чувством проговорил Этельред.

Я промолчал, потому что ужасно удивился. Альфреду нравилось, когда соблюдались хорошие манеры, но он редко требовал раболепия. Однако, судя по его вопросу, он ожидал от меня изъявления тупого обожания. Заметив мое удивление, Альфред вздохнул.

– Этот вопрос, – объяснил он, – задается в труде, который я переписываю.

– Предвкушаю, как буду его читать, – сказал Этельред.

Ассер молча наблюдал за мной темными глазами валлийца. Он был умным человеком и заслуживал доверия не больше, чем хромой хорек.

Альфред положил перо.

– В данном контексте, господин Утред, короля можно считать представителем всемогущего Бога, и вопрос предполагает утешение благодаря близости к Богу, не так ли? Однако, боюсь, ты не находишь утешения ни в философии, ни в религии.

Он покачал головой и начал вытирать влажной тряпкой чернила с рук.

– Лучше бы ему найти утешение в Боге, господин король, – впервые подал голос Ассер, – чтобы его душе не пришлось гореть в вечном пламени.