– Убиваем датчан, – прорычал Стеапа от лагерного костра.
Пламя отражалось в его кольчуге и в суровых, диких глазах.
– Дай мне двадцать человек, – умолял я Эгберта.
Он пристально посмотрел на меня и покачал головой:
– Не могу.
– Почему?
– Мы должны охранять госпожу Этельфлэд, – сказал он. – Таковы приказы господина Этельреда. Мы здесь для того, чтобы ее защищать.
– Тогда оставь двадцать человек на ее корабле и отдай мне остальных!
– Не могу, – упрямо сказал Эгберт.
Я вздохнул.
– Татвин дал бы мне людей, – сказал я.
Татвин был командиром гвардии отца Этельреда.
– Я был знаком с Татвином, – продолжал я.
– Знаю, что ты был с ним знаком. Я тебя помню.
Эгберт говорил отрывисто, давая понять, что я ему не нравлюсь. Когда я был юношей, я несколько месяцев прослужил под началом Татвина. Тогда я был дерзким, амбициозным и высокомерным. Очевидно, Эгберт считал, что я все еще дерзкий, амбициозный и высокомерный. И возможно, не ошибался.
Он отвернулся, и я подумал, что разговор окончен, но он просто наблюдал за бледным, призрачным силуэтом, появившимся за лагерными кострами. Это была Этельфлэд. Она, очевидно, заметила наше возвращение и, завернувшись в белый плащ, сошла вброд на берег, чтобы выяснить, что мы делаем. Волосы ее не были уложены и золотыми спутанными локонами падали на плечи. С ней был отец Пирлиг.
– Ты не отправился вместе с Этельредом? – удивленно спросил я валлийского священника.
– Его светлость решил, что ему больше не нужны советы, – сказал Пирлиг, – поэтому попросил меня остаться здесь и молиться за него.
– Он не просил, – поправила Этельфлэд, – он