– Пока ты жива, госпожа, – сказал я, стоя на коленях в грязи и гадая, почему я такой дурак?

Я хотел быть на севере, я хотел избавиться от набожности Альфреда, я хотел быть вместе со своими друзьями – однако вот, глядите! – я клянусь в верности амбициям Альфреда и его златовласой дочери.

– Клянусь, – повторил я и слегка сжал ее руки в знак своей искренности.

– Дай ему людей, Эгберт, – приказала Этельфлэд.

Он дал мне тридцать воинов, и, надо отдать Эгберту должное, хороших воинов – молодых, оставив себе старых и больных, чтобы охранять Этельфлэд и лагерь.

Итак, теперь я возглавлял отряд, в котором было больше семидесяти человек, включая отца Пирлига.

– Спасибо, моя госпожа, – сказал я Этельфлэд.

– Ты можешь меня отблагодарить, – ответила она.

Голосок ее снова звучал по-детски, ее торжественность испарилась, сменившись прежним озорством.

– Как? – спросил я.

– Возьми меня с собой?

– Ни за что, – резко ответил я.

Она нахмурилась, услышав мой тон, и посмотрела мне в глаза.

– Ты на меня сердишься? – тихо спросила Этельфлэд.

– Я сержусь на себя самого, госпожа, – ответил я и отвернулся.

– Утред! – несчастным голосом окликнула она.

– Я сдержу клятвы, госпожа, – сказал я.

Я был зол, что снова поклялся, но, по крайней мере, теперь у меня было семьдесят человек, чтобы взять город. Семьдесят человек на борту двух судов, которые прокладывали путь из ручья в сильное течение Темеза.

Я находился на судне Раллы, на том самом корабле, который мы захватили у датчанина Джаррела, чей подвешенный труп давно уже превратился в скелет. Ралла стоял на корме, прислонившись к рулевому веслу.

– Не уверен, что мы должны это делать, господин, – сказал он.