– Я помогал тебе всю твою жизнь, – прорычал я, – всю твою жалкую жизнь, и сейчас король – Эдуард.
– Нет, – воскликнул он, – нет!
Его пугала не мысль о царствовании его кузена, а мой меч. Меня буквально трясло от гнева, когда я проткнул его грудь Вздохом Змея. Лезвие, легко пройдя через кольчугу, проломило грудину и ребра и вонзилось в поганое сердце. Он тихо вскрикнул, а я сильнее надавил на меч, и его крик превратился в выдох. Я наблюдал, как жизнь вытекает из него в землю Восточной Англии, и только после этого выдернул меч.
Итак, Этельвольд был мертв. Финан, который подобрал Осиное Жало, тронул меня за руку:
– Вперед, господин, вперед!
Даны кричали, а мы побежали вперед, защищенные нашими всадниками. Вскоре из тумана появились новые верховые, и я понял, что подошла армия Эдуарда, однако ни он, ни оставшиеся без предводителя северяне не хотели продолжать сражение. Теперь их защищала канава, даны даже успели выстроить стену из щитов, но они отказались от своего намерения идти на Лунден.
Так что вместо них на Лунден пошли мы.
* * *
На празднование Рождества Эдуард надел корону своего отца. Изумруды ярко сверкали в свете огня, горевшего в камине огромного римского зала на вершине лунденского холма. Город был в безопасности.
Я был ранен то ли топором, то ли мечом, но в пылу битвы этого не заметил. Кузнец починил мою кольчугу, рана постепенно заживала. Однако я хорошо помнил страх, кровь, крики.
– Я ошибался, – признался мне Эдуард.
– Да, господин, – согласился я.
– Нам следовало бы атаковать их при Кракгеладе, – сказал он и посмотрел в другой конец зала, где ужинали землевладельцы и таны. В этот момент он сильно походил на своего отца, только вот лицо его стало жестче. – Священники убеждали, что тебе нельзя доверять.
– Может, и нельзя, – не стал спорить я.
Он улыбнулся:
– Но священники говорят, что войну определяет промысел Божий. Ожиданием, считают они, мы убили всех наших врагов.
– Почти всех, – поправил его я. – Но король не может ждать промысла Божьего. Король должен принимать решения.
Он принял упрек спокойно.
– Mea culpa[14], – тихо произнес он, – и все же Господь был на нашей стороне.
– На нашей стороне была канава, – проворчал я. – И эту войну выиграла твоя сестра.