– Верь в воскрешение мертвых, – наставлял отец Иуда Ситрика, который стоял достаточно близко, чтобы я слышал. – И в жизнь вечную, и тогда мир Божий воссияет над тобой навечно.

– Ты правду сказал насчет Витреда? – спросил у меня Пирлиг.

Он стоял позади меня во второй шеренге. Сегодня, похоже, ему предстояло снова стать воином. В одной руке валлиец держал тяжелый щит, украшенный обвивающимся вокруг креста драконом, а в другой короткое крепкое копье.

– Что аббат действовал по указке Кнута? Да.

– Хитрый ублюдок этот Кнут, – хмыкнул Пирлиг. – Ты как?

– Зол.

– Ну, как обычно. – Он улыбнулся. – И на кого же ты зол?

– На всех.

– Гнев перед боем – это хорошо.

Я поглядел на юг, высматривая армию Эдуарда. Странно, какой мирной выглядела местность: невысокие холмы и богатые пастбища, стерня на полях, купы деревьев, лебедь, летящий на запад, и сокол, описывающий круги на распростертых неподвижных крыльях. Все казалось таким прекрасным, таким пустынным. Никаких воинов.

– Госпожа! – Я пробрался через нашу жидкую «стену щитов» к Этельфлэд. Сын Кнута находился рядом, его охранял высокий дружинник с саксом наголо.

– Господин Утред? – отозвалась она.

– Ты выбрала человека, о котором я говорил?

Она поколебалась, потом кивнула:

– Но Бог дарует нам победу.

Я посмотрел на верзилу с мечом, и тот лишь приподнял клинок в знак того, что готов.

– Острый? – спросил я у него.

– Будет резать глубоко и быстро, господин, – отозвался воин.

– Я люблю тебя, – сказал я Этельфлэд, не заботясь, что нас услышат.

Я смотрел на нее краткий миг, на мою женщину из золота с твердым подбородком и голубыми глазами, потом стремительно обернулся – по ушам ударил могучий рев.