— «Пойду», «пойду»! Пойди ты к чёрту, Дэн! — сказал я. — Я останусь с тобой. Уходи скорей, Билли Фиш, а мы встретим этих ребят.

— Я вождь, — спокойно сказал Билли Фиш. — Мои люди могут уйти, а я останусь с вами.

Башкайские парни не стали ждать повторного приглашения и кинулись бежать, а Дэн, я и Билли Фиш пошли туда, где трубили трубы и били барабаны. Было холодно — жутко холодно. Этот холод, он и сейчас у меня в затылке — вот здесь.

Опахальщики ушли спать. В редакции горели две керосиновые лампы; я подался вперёд, и капли пота скатились по моему лицу и разлетелись брызгами на блокноте. Карнехана трясло, и я боялся, что разум оставит его. Я утёр лицо, снова стиснул его жалкие искалеченные ладони и спросил:

— Что случилось потом?

Я лишь на миг отвёл взгляд, но бедняге и этого хватило, чтобы потерять ход мысли.

— Что вы были так добры сказать? — проскулил Карнехан. — Их взяли без единого звука. Ни единого шороха посреди всего этого снега, — ни когда король сбил с ног первого, кто наложил на него руку, ни когда старина Пичи послал свою последнюю пулю в самую их гущу. Ни единого зряшного звука не издали мерзавцы, только сомкнулись теснее, и клянусь вам, сэр: их меха смердели. Там был человек по имени Билли Фиш, наш добрый друг; ему перерезали глотку, прямо там же, как свинье, а король пнул ногой окровавленный снег и сказал: «Ну что же, мы повеселились на славу. Что там следующим номером в программе?» Но Пичи Талиаферо — скажу вам по старой дружбе, сэр, строго между нами, — Пичи совсем потерял голову… Нет, он не потерял, нет — не он! Король — вот кто потерял голову на одном из этих изворотливых верёвочных мостов. Будьте мне любезны передать нож для бумаги, сэр. Он извернулся вот так. Его гнали по этому снегу целую милю к верёвочному мосту через ущелье, а внизу была река. Вам, может быть, встречались такие. Его погоняли сзади, как быка стрекалом.

— Лопни ваши глаза! — сказал Король. — Что я, по-вашему, не могу умереть как джентльмен?

Он повернулся к Пичи — к Пичи, который плакал как ребёнок.

— Это я тебя сюда привёл, Пичи. Увёл от счастливой жизни на смерть в Кафиристане, где ты был командующим императорским войском. Скажи, что прощаешь меня, Пичи.

— Я прощаю тебя, Дэн, — сказал Пичи. — Прощаю целиком и полностью.

— Пожмём руки, Пичи, — сказал он. — Я ухожу.

И он ушёл, не уклоняясь ни вправо, ни влево, и ровно посреди всех этих подвижно пляшущих верёвок он заревел: «Рубите, канальи!», — и они обрубили, и старина Дэн полетел вниз, и он кружился, кружился и кружился двадцать тысяч миль, ведь он полчаса летел, прежде чем удариться об воду, и я видел его тело — оно зацепилось за камень, и золотая корона рядом.