Потому вот теперь, застыв у полога, она с особым интересом прислушивалась к спору.
- Правильно! Рудольф Иваныч, отвечай, что думаешь.
- Не стесняйся, не в гитлерии находишься, тут все свои, в гестапу не поволокут.
- Мне тяжело нести ответ на слова товарища дяди Осипа, - выговорил наконец немец.
- Стой, я тебе помогу, - опять ворвался в разговор Черный. - Обидел твой народ дядя Осип - ведь так? Это хочешь сказать? Ну, вот прямо и говори, валяй, чего вертеться!
Послышался глухой шумок. Муся поняла, что никто не спит, вся палата участвует в споре.
- А ты в разговор не лезь, тебя не спрашивают. Пусть Рудольф Иваныч сам ответит… Что ты их оправдываешь? Они вон весь мир кровью умыли!
- Я разве оправдываю? - возразил Черный. - Я ж вам сказал: кто к нам с войной пришел - немец ли, итальянец ли, финн ли какой, я его бить буду, пока сила в руках, рук лишусь - ногами пинать стану, ноги перебьют - зубами горло перегрызу… А Рудольф тут при чем? Мы вместе с ним по фашистам стреляли, вместе кровь пролили, вместе вот в госпитале валяемся. Пусть он немец, а я ему говорю: «Вот тебе моя рука - на, держись, Рудольф!»
- Ну, Рудольф Иваныч - он немец особенный. Я о фашистской сволочи - вот о ком, - отозвался дядя Осип. - Такому немцу, как он, и я руку дам… На, Рудольф Иваныч, подержимся. Давай уж и поцелуемся, что ли… Вот так…
По палате прошел добродушный смешок:
- Начал за упокой, а кончил за здравие.
- И правильно: немец - одно, а фашист - другое. Фашисты разных наций бывают.
- Эх, моя бы воля, я этих эсэсов да гестапов всех бы живыми в муравьиные кучи позарывал! Как, Рудольф Иваныч, не возражаешь?
- Я бы вам помогал, - отозвался немец.
- Во, правильно, Рудольф! Я считаю, как мы Гитлера разобьем, вся Германия нам в пояс поклонится. Что ты на это скажешь?
За пологом настала напряженная тишина. Мусе казалось, что она слышит, как бьется ее сердце.
- Я не знаю по-русски такого слова, - медленно, волнуясь, начал немец, - такого слова, чтобы сказать вам, какие вы все… какие у вас души…
Муся откинула полог, остановилась в проходе и, обведя раненых влажным взглядом, произнесла дрожащим голосом:
- Родные, поздравьте: я теперь, как и вы, партизанка!