Тем не менее, на отношении к Турну и Хетошу со стороны остальных уй-синов это никак не отражалось. Их гоняли точно также, как и остальных новичков попавших в храм, и также допускали к следующей ступени только после освоения предыдущей. Впрочем Турну, имевшему за плечами школу воеводы Галарда, тренировки эти давались гораздо легче, чем его иджифетскому другу. Вот только к царившему в Чао-Лонг укладу жизни ярл, в отличие от Хетоша, выросшего при храме Нирриаха, привыкал тяжелее. Да и почти полное незнание языка давало поначалу себя знать, даром, что Унь Лэй немного обучал их во время путешествия.
Турн перевел внимание на утоптанную тренировочную площадку, на которой как раз вели поединок Хетош и еще один из молодых бойцов. Полтора года, которые два друга уже провели в храме, явно не прошли для иджифетца даром. Ежедневные многочасовые тренировки укрепили его тело, а обязательные для всех учеников храма упражнения по молчаливому созерцанию и успокоению разума, которые уй-сины называли «медитациями», напрочь устранили его прежнюю импульсивность и вспыльчивость. Но это же одновременно чуть не сыграло с Хетошем злую шутку.
После почти пяти месяцев обучения, как только молодой иджифетец научился полностью контролировать свои эмоции, он стал во время поединков впадать в странное состояние, в котором совершенно не воспринимал своего противника как живого человека, который вообще-то тоже может испытывать боль. Турну он в такие моменты напоминал настоящего берсерка, но берсерка совершенно хладнокровного и не теряющего трезвости рассудка, а потому еще более опасного.
Унь Лэй, заметив это, немедленно отстранил Хетоша от тренировок и отправил на полтора месяца заниматься лечением учеников, травмировавшихся во время обучения, и заболевших крестьян, обращавшихся за помощью в Чао-Лонг. Так что пришлось бывшему эретликошу заодно вспоминать премудрости, изученные в свое время при храме Нирриаха.
— Впрочем, сам-то он себя бывшим не считает. Это уж точно, — поправил себя Турн, вспоминая как Хетош упрямо продолжал ходить в сандалиях и одеянии, в котором он покинул Иджисс, до тех пор, пока те не стали разваливаться прямо на нем.
Да и во время персональных медитаций, которые для всех уй-синов и учеников были обязательны наравне с общими, Хетош, как он сам признался Турну, обращался не кому-либо, а к богам Иджифета.
— Эх, в Иджисс хочу! Давненько уже я его не видел, — подумал ярл и тут же одернулся, — Хоть себе-то уж не врал бы. Не Иджисс ты хочешь повидать, а жрицу Баштис, кареглазую Дхари, — и сразу же в его голове всплыл сегодняшний сон, в котором маленький черный Читтах то принимался кругами бегать вокруг него, а то, цапнув его когтями, отбегал и словно манил куда-то за собой.