— Неужели они каждый раз вот так, свободно, прорываются до самого Берлина? — спросил Штубер этого старика, когда они залегли у подножия конной статуи: до бомбоубежища оставалось еще метров сто, а бомбы уже рвались рядом.

— Эх, господин офицер… — все так же натужно хрипел старик, лежа за углом постамента. — Сколько же вы не были в Берлине?

— Безумно долго, отец.

— Тогда скажу откровенно: это происходит почти каждый день. Правда, до сих пор они бомбили в основном окраины. А сегодня вот добрались до центра.

Под гулкое хлопанье зенитных орудий один из самолетов заднего, четвертого, звена вдруг покачнулся и, окутываясь дымом, начал отходить в сторону.

«Майн Гот! Да ведь в городе их и сбивать-то нельзя! — ужаснулся Штубер, только теперь поняв, почему так «лениво» оттявкиваются зенитные орудия. — Падение в центре такой махины окажется пострашнее любого бомбового удара».

— Это англо-американцы осмелели после того, как мы капитулировали в Африке. И особенно — после своей высадки в Италии, — объяснил старик, выждав разрыв бомбы, упавшей по ту сторону площади. — Высадившись там, они окончательно потеряли страх. Надо прежде всего выбить их из Сицилии, иначе войну мы проиграем.

— Только вас и не хватает сейчас в штабе верховного командования вермахта, — скептически ухмыльнулся Штубер.

Совсем рядом, у бордюра, билась в предсмертных судорогах какая-то женщина. Еще несколько секунд назад, обхватив руками небольшую сумку, она бежала прямо к ним. Даже сейчас, умирая, она так и не могла расстаться с ней.

— Таких, как я, старых кайзеровских солдат, не хватает не только там. Уж поверьте мне. Мы-то кое-чему научены жизнью. Только никому эта наша наука не нужна.

«А ведь страной, куда нас собираются забросить, может оказаться вовсе не Россия. Ею вполне может стать Италия! — вдруг осенило Штубера. — Почему бы Скорцени, с его опытом дворцового переворота в Австрии, не испытать свою судьбу при дворе короля Италии?»

26

26

Муссолини приблизился к краю площадки и, придерживаясь за выступ скалы, заглянул вниз. Открывшийся ему каньон был похож на зев преисподней. Муссолини так и не понял, достигает ли его взгляд дна ущелья, или же чернота, которая расплывалась где-то там, в вязкой глубине, — всего лишь покрывало из черного утреннего тумана.

«Нет, человек, с таким страхом заглядывающий в пропасть, прыгнуть туда не решится, — успокоил себя капитан, быстрыми шагами приближаясь к Муссолини. Но все же на всякий случай рванул кобуру. Словно пуля способна была прервать не только жизнь, но и полет в бездну. — Хотя… если бы завтра мир узнал, что Муссолини погиб от руки капитана Ринченци… — как бы без всякой связи с предыдущей мыслью забурлило в мозгу карабинера. — Если бы мир узнал, что при попытке к бегству. Сам дуче… Капитан Ринченци…»