Когда минут через тридцать лейтенант увидел капитана уже вышедшим из номера Полито, он был поражен. Еще недавно розовощекое, по-крестьянски непорочное лицо Рин-ченци напоминало теперь восковую маску, снятую с лица покойника. Кобура капитана вновь была открыта и правая рука сжимала рукоять пистолета.

Заметив этот конвульсивный жест, лейтенант отшатнулся и прижался к стене. Благо, Ринченци прошел мимо него, словно мимо встроенной в нишу статуи. Ему было явно не до лейтенанта, пусть даже предавшего его.

Еще через несколько минут Ордано узнал, что полковник отчислил Ринченци из состава охраны дуче и отправил вниз. При этом инспектор Полито приказал ему позаботиться о том, чтобы никто и никогда не услышал из уст капитана не только о его участии в охране дуче, но и вообще о том, что он когда-либо бывал на вершине Абруццо. В чем полковник клятвенно заверил инспектора.

«Если разобраться, я еще должен был бы угостить капитана бутылкой хорошего вина за то, что он не подпустил меня к дуче, — только теперь дошло до Ордано. — Иначе полковнику пришлось бы менять и лейтенанта».

38

38

Он снова стоял у окна.

Медленно, словно песок в забившихся песочных часах, просачивались сквозь туманную даль предгорья минуты. Они были томительно бесконечны и неопределенны.

В какой-то миг Скорцени показалось, что туман у вершины немного развеялся, а сама она окрасилась в желтоваторозовый цвет восходящего где-то над Адриатикой солнца. Однако не поверил этому видению, как разуверившийся путник не желает верить чему-либо, показавшемуся на бархатном горизонте пустыни: все — мираж, всего лишь мираж!

Дверь резко открылась.

— Сообщение от Гольвега? — спросил гауптштурмфюрер, не оборачиваясь.

— Весьма важное. Читаю: «Известный вам источник сообщает: предполагается, что в чемодане Консула — значительная часть его переписки с видными политическими деятелями антигерманской коалиции. В том числе с Черчиллем. Очевидно, эта переписка не изъята до сих пор только потому, что Бадольо не желает усложнять отношения с Черчиллем как с будущим союзником и партнером по переговорам. Паломник».

Скорцени присвистнул от удивления, взял у адъютанта радиограмму и еще раз внимательно прочел ее.

— А мы-то с вами, Родль, простаки простаками, считали, что дуче возит с собой золотишко! Недооценивали, адъютант, недооценивали.

— Похоже, что так. Не чемодан, а мина всеевропейского масштаба.

— Родль, вы лично отвечаете за доставку этого чемодана в Главное управление имперской безопасности. Сопровождает и охраняет вас Штубер. Передайте ему это. Но запомните: ни при каких обстоятельствах чемодан не подлежит уничтожению. Уничтожив его, мы окажем неоценимую услугу нашему «другу» Черчиллю. А хочется, чтобы он понервничал. Чтобы нервничал долго и основательно. Даже через несколько лет после окончания войны. Независимо от ее исхода.