Омаата рассмеялась тихим, горловым смехом.

— О мой малыш, когда мужчина становится воином… — Она не закончила фразы и продолжала: — С Ваа ты поступил хорошо.

— Ты уже знаешь?

— Все женщины знают. — И добавила: — А завтра узнает и Тетаити.

Он вскинул голову. Странно, откуда у нее все эти сведения.

— От кого?

— Ты знаешь, от кого.

Помолчав, он спросил:

— Она уже играет с ним?

— Будет играть.

Омаата добавила:

— Завтра вечером. Тумата сказала: завтра вечером. Не позже. Тумата сказала: больше она не станет ждать. Завтра вечером она пойдет в «па».

Молчание затянулось, и Парсел уже подумал, что Омаата уснула. Вдруг ее широкая грудь заколыхалась у него под головой.

— Почему ты смеешься?

— Аита, аита, человек… — И пробормотала: — Завтра ты узнаешь, почему я смеюсь.

Она положила свою большую руку ему на голову и стала нежно поглаживать его волосы.

В утренние часы Парсел закончил выпиливать бимсы для палубы. Перед полуднем женщины ушли, а он отправился в пристройку, чтобы принять душ, пока Итиа не принесла ему обед. Он услышал, как дверь в хижину открылась и захлопнулась, обтерся и, выйдя из пристройки, натянул брюки на солнцепеке. С минуту он постоял, как бы купаясь в горячем потоке, жар разливался по его мускулам, он проголодался и чувствовал себя бодрым, освеженным. «Итиа!» — весело крикнул он. Никто не отозвался. Он обошел хижину по саду. Раздвижные двери были широко раскрыты. Расставив колени, на его кресле неподвижно восседала Ваа. Из-под полосок коры на юбочке выступал громадный живот. Влажными глазами она рассматривала этот лоснящийся купол, легонько растирая левой рукой правую грудь.

— Где Итиа? — спросил Парсел нахмурившись.

— Это я принесла тебе рыбу, — сказала Ваа, указывая рукой на стол.

— А где Итиа? — спросил Парсел, входя в комнату. — Она рассердилась?