В лице Тетаити не было ни вызова, ни враждебности. Его суровые черты оставались бесстрастными. И когда он заговорил, Парсел заметил, что голос Тетаити менее сух, чем при их последнем свидании. Однако говорил он короткими фразами, не стараясь быть красноречивым. Он обращался с Парселом не как с пленником. Но и не как равный с равным.

— Когда будет закончена пирога? — спросил он после долгого молчания.

— Меньше чем через одну луну.

Снова последовало молчание.

Парсел чувствовал палящее солнце на затылке. Свинцовый обруч сдавил ему голову.

— Нужна тебе помощь?

— Нет. Только когда я буду спускать пирогу на воду.

Снова молчание.

Тетаити переступил с ноги на ногу, и Парсел подумал: «Вот теперь он заговорит».

— Где Тими?

Парсел прищурился. Ему было невыносимо жарко. В висках стучало.

— Умер.

И сам удивился своему ответу. Решил ли он заранее, сам себе не признаваясь, что откроет Тетаити всю правду, или всему виной эта жара?

— Кто его убил?

— Никто. Он убил себя собственным ружьем.

И так как Тетаити молча смотрел на него, Парсел рассказах ему, как все произошло.

— Что ты сделал с телом?

Парсел ответил неопределенным жестом. Он не хотел вмешивать в это дело Омаату.

— В море.

Тетаити наполовину прикрыл глаза тяжелыми веками и спросил равнодушным тоном: