Через несколько минут мы свернули в глухой переулок и она рассказала мне следующее:

«Я служу горничной во дворце, и мне поручено было убирать комнату графа де Лаваля. Раза два он видел меня и говорил со мной очень любезно, и я думала: «Какой добрый господин, и как жалко, что он еретик». Когда наступила та ужасная ночь, нас всех разбудили стоны, крики и звон мечей. Некоторые служанки в страхе побежали узнать, что такое происходит, в том числе и я. Проходя мимо комнаты графа де Лаваля, я увидела дверь отворенной и заглянула в нее. Трое убитых солдат лежали на полу, а рядом с ними граф без признаков жизни. Я бросилась к нему, подняла его голову и брызнула в лицо водой из бутылки, стоявшей на столе. Он открыл глаза и попытался было подняться. «Что случилось, сударь?» – спросила я. «Убийство гугенотов, – сказал он слабым голосом. – Разве вы не слышите набата на улице и шума во дворце? Они вернутся и доконают меня. Благодарю вас за то, что вы сделали для меня, но все это бесполезно». Я подумала с минуту и спросила его: «А можете вы идти, сударь?» – «С трудом», – ответил он. «Обопритесь на мое плечо», – сказала я и с большим трудом повела его по лестнице, по которой почти никто не ходил, на самый верх. Он несколько раз повторял: «Бесполезно, я ранен смертельно», но тем не менее продолжал идти. Я спала в маленькой комнате под крышей с двумя другими служанками, а в конце коридора находился большой чулан, заставленный старой мебелью. В этот чулан я и отвела его и нагромоздила перед ним много тяжелой мебели, на случай, если бы его стали искать. Там я сделала ему постель и перевязала, как умела, его раны. Раза два-три в день мне удавалось забегать к нему и приносить ему воду и пищу. Одно время я думала, что он умрет, потому что он целых четыре дня не узнавал меня, а в бреду все звал какого-то Филиппа на помощь. К счастью, он был так слаб, что говорил шепотом. На другой день дворец весь обыскали, но помещения прислуг осмотрели невнимательно, заметив, что мы спим по три, по четыре в комнате и что спрятать там кого-нибудь невозможно, чтобы другие не знали об этом. Заглядывали и в чулан, но я привела там все в такой беспорядок и так тесно заставила тяжелыми вещами, что обыскивавшим и в голову не пришло посмотреть дальше. Когда они искали в чулане, я находилась в своей комнате, и сердце мое замирало от страха, пока они не вышли оттуда, не найдя ничего. В последующие десять дней граф немного поправился, но все четыре раны его и до сих пор ужасны и болезненны, хотя уже начинают заживать. Он может уже немного ходить, хотя с трудом. Его легко было бы вывести из дворца в ливрее, через вход для прислуги, но для дальней дороги он еще очень слаб; раны его могут открыться, а одна из них около сердца».