Кэт поднялась на палубу с подобранными волосами, обрамлявшими ее лоб и небесно-голубые глаза. И оставленная морским офицером наедине с Морисом в рубке, она стояла с ним рука в руку и рассказывала ему о событиях, происшедших в Мидуэе за последние девять дней…

– Душа моя была полна надежды после вашего отлета, – сказала она. – Я следила за вами до самой крайней точки на горизонте. Ваша спокойная уверенность в момент отъезда, быстрота полета, – все обещало мне, что вы вернетесь… Но японцы, вероятно, также разделяли эту надежду, и с этого дня бомбардировка возобновилась со страшной силой. Первой жертвой пал лейтенант Спарк… Затем наши орудия на бастионе, расположенном против входа, были повреждены. И не опасаясь больше выстрелов с этой стороны, они подошли ближе, и их снаряды лишили эту часть крепости возможности защищаться. Казематы были очищены. Затем число раненых и убитых увеличивалось с каждым днем, и отец догадался, что Мидуэй не продержится до конца. Эта мысль ускорила его смерть. Его дыхание становилось все тяжелее, нужны были вдыхания кислорода, но доктор был убит накануне…

Она замолчала на мгновение и затем продолжала сдавленным голосом:

– Он взял меня за руку… благословил меня. Он был еще в полном сознании, когда я просила его благословить и вас… Он взглянул на меня своими впалыми глазами человека, не принадлежащего больше этому миру, и я почувствовала его немой вопрос… Я ответила рыдая: я люблю его… благословите нас! Я встала на колени, он положил свою руку на мою голову, и когда я подняла глаза, – душа его уже отлетела…

Кэт разразилась рыданиями и как бы ища инстинктивно защиты, положила свою голову на плечо жениха, страстно прижавшего ее к себе.

– На следующий день, – продолжала она, – все солдаты гарнизона продефилировали перед ним и целовали его лоб: он так желал… по старому обычаю Франции… Затем капитан Бродвей сказал мне, что наш каземат расположен над пороховым складом и поэтому лучше перенести тело отца в машинное отделение. Я сидела около него еще следующую ночь, но совершенно разбитая от усталости и волнения – я жила одними нервами. Тогда мне сообщили о смерти бедной Оливии… Ей также пришлось оставить свою комнату, находившуюся рядом с моей… Но она имела неосторожность вернуться в комнату за какими-то забытыми вещами, она не подозревала, что снаряд, наполненный ядовитыми газами, только что взорвался вблизи, и газы проникли в комнату. После того как она долго не появлялась, ее стали искать и нашли мертвой. Яд так быстро способствовал ее разложению, что пришлось уже в ближайшую ночь бросить ее в море. Мы вынуждены были хоронить таким способом всех наших покойников… Бедная Оливия – она жила у нас так долго… И какая смерть…