Светлый фон

Эванс отвернулся и принялся пристально рассматривать деревья, обрамляющие реку Булл-Ран, где его полубригада обороняла каменный мост, по которому с запада, из Вашингтона, шла основная дорога.

Если северяне атакуют этот участок реки Ран, оборона Эванса окажется в безнадежном положении, так как его бригада состояла всего лишь из горстки легкой кавалерии, четырех устаревших гладкоствольных пушек, недоукомплектованного пехотного полка из Южной Каролины и еще одного такого же из Луизианы.

Борегар оставил бригаду такой незащищенной, будучи уверенным, что основное сражение пройдет далеко отсюда, на правом фланге конфедератов.

Пока что, к счастью для Эванса, атака северян на бригаду ограничивалась изнурительным стрелковым и артиллерийским огнем, но одно из орудий противника было такого большого калибра, что, казалось, сами небеса сотрясались каждый раз, когда снаряд пролетал над головами.

Эванс наблюдал, склонив голову набок, словно судил о ходе сражения по этим звукам. Для Старбака винтовочные и ружейные выстрелы звучали на удивление похоже на свирепое потрескивание горящего сухого подлеска, а надо всем этим гремела канонада.

Летящие снаряды звучали, как рвущаяся одежда, или, может быть, как жарящийся бекон, за исключением того, что время от времени шипение неожиданно перерастало в режущий уши треск, когда снаряд разрывался.

Несколько пуль прожужжали рядом с маленькой группой Эванса, несколько из них с зловещим свистом. Странно было то, что Старбак, чувствовавший, как колотится в груди сердце, вообще-то не так боялся снарядов и пуль, как свирепого и кривоногого Окорока Эванса, который теперь обернулся к пленнику.

— Хренов Фалконер отправил тебя назад к твоим соотечественникам? — переспросил Эванс. — Что ты хочешь этим сказать?

— К моей семье, сэр. В Бостон.

— Ах, в Бостон! — весело рассмеялся Эванс, приглашая и других разделить его веселье. — Отстойник. Нужник. Город хныкающего дерьма. Господи, как же я ненавижу Бостон. Город черножопого республиканского дерьма. Город назойливых, распевающих гимны женщин, которые ни на что не пригодны, — Эванс пустил щедрую струю табачной жижи на ботинки Старбака.

— Так Фалконер отослал тебя назад в Бостон, да, парень? Почему?

— Я не знаю, сэр.

— Не знаю, сэр, — передразнил Старбака Эванс, — или, может, ты мне врешь, жалкий кусок дерьма. Может, ты пытаешься увести моих людей от моста, разве не так, засранец? — ярость полковника была ужасающей, подавляющей и неистовой, заставив Старбака непроизвольно сделать шаг назад, когда произносивший эту речь полковник обдал его брызгами слюны.