— Верните мою саблю.

Шарп бросил саблю Муну и коротко, без замаха ударил. Он знал, что не должен так поступать, но ярость и злость бывают сильнее запретов, и он врезал французу между глаз, и полковник опять упал, зажав лицо руками. Шарп склонился над ним.

— Не помнишь? — спросил он.— Война есть война, и на ней правил не бывает. Ты сам мне это сказал. Где мой лейтенант?

И только тогда Вандал узнал Шарпа. Увидел повязку под рваным кивером и вспомнил человека на мосту. Того, которого считал убитым.

— Ваш лейтенант,— дрожащим голосом сказал он,— в Севилье, где с ним обращаются достойно, согласно его званию. Слышите? Достойно и согласно его званию, как и вы обязаны обращаться со мной.

— Вставай! — перебил его Шарп. Вандал поднялся, и стрелок, схватив его за золоченый эполет, протащил за собой несколько шагов и остановился.— Посмотри. Вот твое чертово достоинство.

Сержант Патрик Мастерсон с улыбкой, которой хватило бы на весь Дублин, прохаживался взад-вперед, демонстрируя захваченного Орла.

— Эй, парни! — кричал он.— Гляньте-ка! Я таки словил их кукушку!

И Шарп рассмеялся.

Корабль его величества «Торнсайд» миновал рифы на выходе из Кадисской бухты и повернул на запад, в Атлантику. В скором времени ему предстояло взять курс на устье Тежу и Лиссабон. С берега за судном, сглатывая желчь, наблюдал одноногий адмирал. Весь Кадис восхвалял британцев. Британцев, разбивших французов. Британцев, захвативших их Орла. Британцев, сбивших спесь с надменных лягушатников. На новое испанское Регентство не стоило и надеяться, как и на достижение приемлемого мира с императором, поскольку город охватила военная лихорадка, а его героем стал теперь сэр Томас Грэм.

Одноногий адмирал повернулся и заковылял домой.

Берег уходил за горизонт.

— Мне жаль, Пэт, что так вышло,— сказал Шарп стоявшему рядом Харперу.

— Знаю, сэр.

— Надежный был парень.

— Да.

Речь шла о рядовом Слэттери. Шарп не видел, как он погиб, но Харпер рассказал, что в самом конце боя, когда рассыпавшаяся французская колонна дала последний залп, пуля попала стрелку в горло, и он умер на коленях у Катерины.

— Ты верно сказал, не наша была драка.

— Но подрались знатно, да и вы посчитались с тем лягушатником.