Швартоваться в Корсакове пришлось в мерзких условиях: погода была, мягко скажем, свеженькой. Отжимной ветер со всей дури лупил в борт. Волна мотыляла несчастный пароход, как хотела. Экспедиционное океаническое судно, оно же бывший углевоз. Парусность – во! А лошадей в машине кот наплакал, поэтому с кормы нашу драндулетину придерживал за конец ихний местный аборигенский буксир – что-то такое непонятное, среднее между морским буксиром и рейдовым, я таких больше нигде никогда не видел, да и этот глаза мозолил недолго. Бедняга старался вовсю, хотя ему было тяжеловато.

– Втугую! – периодически вопил на юте весёлый боцман Шурик про надраенный буксирный конец; пароход немного сносило, и не совсем туда, куда надо бы.

– Где эта коротконогая сволочь?! – наш лысый командир мечтал увидеть, наконец, на мостике штурмана, а тот словно испарился. – Через пять минут не придёт – ух, я ему рвану! Оплодотворю при всех!..

Ну, тут, значить, на мостике постепенно нарисовался озабоченный такой штурман, который застенчиво извинился перед кэпом и, тревожно заглядывая ему в глаза, с глубоким возмущением начал рассказывать про каких-то там «этих гадов», которые перед выходом из владивостокского Дальзавода не получили («козлы потные!») ни Извещения мореплавателям, ни какие-то там справочные таблицы («вредители!»), ни всё прочее, без чего страдает безопасность кораблевождения, а потому карты у нас не корректированы, и куда едет пароход – «ни одна перепёлка не знает», окромя, стало быть, него, самого опытного на свете штурмана, который, значить, в этих гнусных местах уже неоднократно бывал, а потому на все сто уверен, что во-он там, в двух кабельтовых слева, там такая вот малюю-ю-юсенькая мель есть, и даже не мель вовсе, а так, мелюшка, и, соответственно...

– Что?! – не своим голосом заорал командир. – Право на борт!!! Обе назад полный!!!

Корма нехотя поехала вправо, то есть поближе к совсем уже готовому для утопления буксиру. Потом пароход слегка так приподнимает на зыби и кидает, япона мама, прямо на этого бедолагу. Потом обратно. И ещё разок. Все, естессссно, вылупились, потому как театр. Тр-ррах!!! Есть! Улыбнитесь, каскадёры! Дело почти сделано: аборигенский буксир сразу перевернуло при ударе, белый верх нам уже не видать, и вот лежит он, качаясь, лежит, родимый, на левом своём борту и совсем не переворачивается только потому, что толстым тросом к нашей заднице привязан. И винты не спеша крутятся. Магическое зрелище, я вам скажу. Глаз не оторвёшь.

– Буксир перевернулся... – шепчет в пространство зачарованный штурман.