Мне же было немногим легче. Я надеялся передать должность министра информационных технологий тёзке с "Астрахани", но корабль недавно перевели в новый порт, находящийся в том месте, где в нашей истории располагался Сан-Диего. Назвали его, увы, Алексеевым, причём ещё в 1601 году, когда я прохлаждался в буквальном смысле слова в России и не мог возразить. Впрочем, я и переименование Козлограда под Черниговом в Алексеев не смог предотвратить… Но ребят Лёха собрал неплохих, кого с "Паустовского", кого даже с "Москвы", так что делать мне приходилось не так уж и много – всё было под контролем.

А вот министерство иностранных дел забирало у меня намного больше времени – у меня не только не приняли прошение об отставке, но и отказались выделить отдел по связям с индейцами в отдельное министерство. До недавнего времени, отдел возглавляла Мэри, которой помогала Сара. Но недавно Джону моя Лиза порекомендовала перебраться в место с более сухим климатом, и его с распростёртыми объятиями приняли на Елисеевской верфи. Мэри, понятно, поехала вместе с мужем и возглавила новосозданный южно-калифорнийский филиал отдела. Кстати, наши врачи добились того, что у неё больше не было выкидышей и беременность проходила нормально, так что уехали они с тремя младшими детьми – Елизаветой, Еленой, и моим крестником Алексеем. А место начальника отдела осталось в семье – его заняла Сара.

Работали там в основном индейцы из окрестных племён, точнее, индианки – ни Мэри, ни Сара не смогли привлечь ни одного мужчину, хотя пытались. Кроме них, были две девушки с "Паустовского", а моя Лиза числилась консультантом по здравоохранению. Именно ей принадлежала заслуга создания сети клиник для индейских деревень, и в нескольких деревнях до сих пор помнят, как она спасла их от эпидемий. И вскоре после моего отъезда жители деревни Лиличик прислали ей "йейю" – торжественное приглашение на праздник в виде верёвки с узлами, а гонец, передавший его, сообщил на словах, что старейшины решили сделать её почётным жителем Лиличик. По её словам, церемония состоялась в бане, где присутствовали одни лишь женщины. Её раздели, ритуально обмыли в особом чане, нанесли на её тело три продольных белых полосы, от подбородка и до низа живота, и одели в мивокский костюм – юбка-передник, перламутровое ожерелье, и сандали.

Вскоре после моего возвращения, мне передали "йейю" от жителей другой деревни – Ливанелова, и объявили, что совет старейшин пригласил меня на такую же церемонию. Потом оказалось, что меня хотели сделать своим и жители Лиличик, но мы решили, что лучше уж принять первое приглашение, чтобы не обижать других. У меня всё было несколько по-другому – меня также повели в баню, но сначала хорошенько попарили, после чего натёрли золой, окатили холодной водой, и нанесли три полосы, только чёрные, от подбородка до лобка. Затем на меня водрузили головной убор из покрашенных в синий цвет перьев, связанных верёвками с нанизанными на них мелкими ракушками. Другой одежды мужчины-мивоки не носили, если было не слишком холодно, поэтому и меня вывели на помост посреди деревни в чём мать родила. Было нежарко – градусов, наверное, с двенадцать – но пришлось терпеть.