– И всё-таки… Я тоже буду думать вместе с тобой. И, Милдрет… —Грегори коснулся пальцами краешка её губ. – Не смей думать об этой ерунде, – он кивнул на окно. – Ты должна вернуться ко мне живой. Это приказ.
Не дожидаясь ответа, он коснулся губ Милдрет своими губами и, не встретив сопротивления, проник внутрь. Милдрет прогнулась, прижимаясь к нему, насыщаясь спокойствием и уверенностью, которые наполняли тело господина.
– Я тебя люблю, – сказала она и улыбнулась краешком губ, когда закончился поцелуй.
– Я тоже тебя люблю. Уходи. Пока не настал рассвет.
Милдрет не было три дня и три ночи, и за эти три дня и три ночи в замке произошло немало перемен.
Наутро сэр Артур явился к Грегори и приветствовал его поклоном, но лицо его было холодно, как лёд на вершинах гор.
– Есть ли смысл менять стражу, – спросил он, когда Грегори завёл об этом разговор. – Если вы с Генрихом теперь суть одно?
Грегори поджал губы. Ему не нравилось, в какую сторону сворачивает разговор.
– Я сам решу, с кем мне быть единым целым, – сказал он. – Если ты верен мне – то выполнишь приказ. И сверх приказа выяснишь, чьё письмо я видел у Генриха на столе. Может, это твой мальчишка научился читать? Или кто-то ещё?
Артур какое-то время молча смотрел на него.
– Вы хотите сказать… – произнёс он наконец.
– Я уже боюсь что-либо говорить в этом замке вслух или даже писать.
Артур кивнул.
– Я вас понял, – мрачно произнёс он. – Но мои люди – воины. Они не так искусны в сыске, как нужно нам сейчас.
– Надеюсь, есть ещё что-то, что нужно «нам», а не каждому из нас.
Грегори внимательно смотрел на гостя несколько секунд, а затем вздохнул и сказал:
– Иди. Выбери тех людей, кому не страшен гнев Генриха, потому что я собираюсь часто нарушать его запреты. Точнее, – он хохотнул без всякой радости, – я вообще не собираюсь более их соблюдать.
Впрочем, особого желания покидать башню у Грегори не возникло. Замок, в котором он прожил большую часть жизни, казался ему сейчас чужим. Никому, кроме Милдрет, он не мог здесь доверять, а Милдрет не было рядом, и без неё любые прогулки теряли смысл.
Стояла к тому же глубокая осень, и погода становилась хуже с каждым днём, так что единственный раз, когда он покинул покои, Грегори сделал это, чтобы потребовать на кухне побольше дров.
Вечером третьего дня в двери башни постучалась Ласе – злая как фурия, так что Грегори едва её узнал.