— Кудесы речешь, витязь, — молвил старец. — Пока мне ясно, что порекло твое, тебя соответствует. Ночь на дворе. Ложись спать, занеже утро вечера мудренее.

Ночь. Тихая южная ночь. Конец первого летнего месяца не мог сделать звездное небо низким, а саму ночь безпроглядно темной, как в августе. Лесная живность, и весь лес жили своей жизнью. Кто-то вышел на охоту, кто-то, забившись в нору, пережидал страшную ночную пору. О чем-то шепталась трава на полянах, шумел камыш по речному берегу, резвились берегини в реке и плескалась в омутах рыба. Сгорбленная фигура старца с посохом в руке и котомкой за спиной рыскала у лесной опушки. Можно было, прислушавшись, разобрать слова, произносимые одиноким ночным сыскарем.

— Да, куда ж ты запропастилась? Ведь примечал тебя здесь. Рассвет уж скоро, а ты спряталась!

— Не это ли ищешь, Велимудр?

Юная красивая дева, облокотившись о ствол молодой березки, зажав в ладони пучок травы с корешками, обращалась к волхву.

— Это самое и ищу, полесунья. Тебе, лесной берегине ли не знать?

— Ха-ха! Так возьми, для доброго дела не жалко.

— Для доброго ли? Может он в себя придет, да татем окажется? Руду проливать он не боится.

— А ежели так, то тебе ли бояться татей? Лишних пять капель настойки из этого корня и он уже не сможет никого обидеть. В царстве Мары его к делу приставят.

— И то правда. Спасибо, выручила.

— Поспешай, рассвет уж скоро.

— Ништо, все что хотел, собрал. Теперь уж не опоздаю.

Первый рассветный луч упал на лицо.

— Поднимайся, витязь. Время подошло. Не передумал? — волхв пристально посмотрел в глаза.

— Нет.

— Тогда выходи из избы, сымай рубаху.

Сбросив рубашку, Удал вышел на порожек жилища. От утренней прохлады и легкого ветерка поежился, размял застоявшиеся за ночь мышцы. Велимудр вставший у родника, напутствовал будто готовил в космический полет:

— Запомни, после свершения заговора, лишишься защиты, кою тебе ранее поставили.

— Пусть.

— Все готово. Становись вот сюда и подставляй ладони. Лью в ладони мертвую воду, омой лицо, смой с него беспамятство.